Большинство читателей уже знают историю о Мастере, сочинившем уважаемый труд, в котором кровожадный прокуратор Иудеи отправил на казнь бродячего философа Иешуа Га-Ноцри.
Очень много вопросов остается после прочтения глав этого произведения, а самое странное — почему эта история, как матрешка, вложена в другую московскую лав-стори с очаровательной искусительницей Маргаритой, собственно самим Мастером и чередой странных событий, которые не иначе, как чертовщиной, назвать не получается. Автор вроде бы путал следы, заводил читателя в гущу событий, ставя с ног на голову персонажей, мистифицируя и подменяя понятия.
Меня сразу же захватила эта история, но я не мог понять, чью сторону выбрал автор. Вроде бы он ратует за справедливость и торжество добра, однако с первых же строк наказывает главных героев за чванство, высокомерие и другие пороки. Удивительно, кого он при этом выбирает в качестве инструмента. Ни много ни мало Сатану, введённого в повествование под обличием иностранного профессора. Иными словами, зло наказывает зло, что уже по своей сути масло масляное.
Более того, первая же история об Иешуа — посланнике добра — леденит душу. Уличный философ берет под контроль прокуратора Иудеи, очевидно используя сильный гипноз. Заметьте, не обращает в веру, не убеждает, а просто проводит в воздухе рукой, снимая церебральные спазмы пожилого человека. Чем же эти действия отличаются от поведения дилера, протягивающего пакетик с кокаином?
А дальше — больше, Коровьев, Азазелло и большой кот разносят московское общество, погрязшее в растлении и пороке. Эти персонажи забавны, симпатичны и назвать их слугами дьявола — язык не поворачивается.
Вся повесть пропитана подобными противоречиями, например: главная героиня открыто занимается прелюбодеянием, а работники НКВД отважно борются с силами зла, что рано или поздно наводит на мысль о сложном, многоэтажном замысле автора, специально завернувшем свой текст в фольгу противоречий.
Мне не давала покоя эта книга, и однажды я решил выяснить, а существовали поэт Бессмертный, Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри? И, как вы уже догадались, обнаружил множество событий, о которых автор умолчал. Хотя они не проливают свет на главный вопрос, позволяют взглянуть на произведение совершенно по-новому, я бы сказал — под более острым углом. Не стану спойлерить, а сразу расскажу то, что удалось выяснить. Надеюсь, читатель и без моей помощи во всем разберется.
Как вы помните, книга, о которой я рассказываю, началась со встречи двух литераторов и профессора Воланда на Патриарших прудах. Последний сразу же начал рассказ о Понтие Пилате и Иешуа. Так, будто история Га-Ноцри началась именно в момент знакомства с прокуратором, а предыдущие события не имеют особого значения. Из повествования Воланда мы узнаем, что странствующий философ был заключен под стражу за призывы разрушить храмы, хотя не уточняется, какие именно и почему. А ведь это очень важный момент.
Дело в том, что в древней Иудее не существовало делопроизводства. В те, теперь уже далекие, времена всем документооборотом заведовали жрецы. Именно они выдавали метрики, заключали браки и отправляли в последний путь усопших, делая соответствующие записи в церковных книгах.
Большая часть древней бюрократии находилась именно в храмах, однако, чтобы понять, почему Иешуа призывал разрушить это змеиное гнездо, нужно сделать еще одно небольшое отступление.
Сам Иешуа был не просто бродягой, философом и лекарем. Кроме всего прочего он претендовал на роль пророка, легенда о котором существовала задолго до рождения Га-Ноцри. Было известно, что спаситель придет в Ершалаим через Сурские ворота в канун славного праздника Пасхи. Кстати сказать, праздник Пасха тоже существовал задолго до воскрешения мессии.
Мессия должен был не просто войти в город, а прибыть на осле. Духовенство Ершалаима, находившееся в то время под протекторатом Рима, делало все, чтобы не допустить подобного сценария. Нищета, насилие, унижение, политика пресмыкательства перед Римом довели народ Иудеи до состояния, в котором бунт мог возникнуть по самому тривиальному поводу, а уж появление пророка делало это повесткой дня.
Предусмотрительные жрецы добились запрета на въезд гужевого транспорта в город, и у восточных ворот всегда дежурили три стражника из числа римских легионеров. Однако сам этот запрет чуть было не вызвал народные недовольства, ведь в город ежедневно въезжали торговцы, которым тащить на себе поклажу аж до рыночной площади совершенно не улыбалось.
Возмущенные торговцы обратились к прокуратору с жалобой на жрецов, и компромисс был найден. Жрецы стали выдавать пергамент с разрешением въезда на верблюдах и ослах. Грамота замысловато называлась «Параван абдибумат ахметбрид перду пети», но между собой торговцы стали называть разрешение «Парава», с ударением на среднюю «а».
Стоило такое разрешение около двух серебряников, однако плата была не единственным условием получения «Парав». Нужно было сдать теоретический и практический экзамен на управление верблюдом или ослом.
Столь подробно о существующих в древнем Ершалаиме порядках я рассказываю только для того, чтобы читатель понял, что прибывший за три дня до славного праздника Пасхи Иешуа Га-Ноцри не имел шансов въехать в город на осле. Он был бы тут же арестован стражниками за управление животным без «Парав».
Сделаю еще одно и, надеюсь, заключительное отступление. Напомню, что Иешуа путешествовал не один, а в сопровождении бывшего ершалаимского сборщика податей Левия Матвея, знавшего о древней бюрократии все, вследствие своей профессиональной подготовки. И именно между ним и Иешуа состоялся этот разговор в окрестностях древнего города, когда путники расположились на ночлег и преломили скромную трапезу:
— Как же быть, мой верный друг? — спросил Иешуа. — Стражники останавливают всех, кто въезжает в Ершалаим на ослах. Ведь если я не последую древнему пророчеству, никто не поймет, что к ним пришел мессия.
— Наберитесь терпения, учитель, — отвечал Левий Матвей. — Когда взойдет солнце, мы обязательно что-нибудь придумаем. Наверняка Бог подаст нам знак, утро вечера мудренее.
— У нас еще есть три дня, — продолжал Га-Ноцри. — За это время я мог бы получить «Парава» и въехать в город как должен. Один день уйдет на сдачу экзаменов и оформление бумаг. У нас в запасе еще двое суток. А если продать наш скарб, то можно выручить два серебреника и оплатить пошлину.
— Это невозможно, учитель, — сказал Левий Матвей. — Легионеры алчны до серебра и будут всячески препятствовать вам. Рим держит их на голодном пайке, а, как вы знаете, солдаты привыкли хорошо кушать. Они будут чинить препятствия, вымогая мзду, тем более что ею нужно делиться с духовенством. Именно жрецы выбирают самых алчных из легиона и назначают в качестве экзаменаторов.
Большинству торговцев не страшна мзда, они привыкли раздавать ее чиновникам и духовенству. Однако, если кто-то попытается избежать этого, того ждут тяжкие испытания. Нет, стражники не требуют мзду открыто, тем более прокуратором это запрещено. Они лишь мягко намекают, сожалеют и приглашают вас пройти экзамен снова. И так, пока вы не поймете, что дешевле будет заплатить. Для особо упрямых количество попыток ограничили тремя месяцами.
— У нас нет трех месяцев! — в отчаянии воскликнул Иешуа.
— Поэтому было бы правильно купить «Парава». И я готов взять этот грех на себя.
— У нас даже нет серебра на мзду, — возразил Га-Ноцри.
— И тут я готов ограбить кого-нибудь из путников. Или украсть верблюда у кочевников, а затем продать его в городе.
— Ты смеёшься надо мной, друг? — спросил Иешуа. — Что за пророк может начать свой путь с двух преступлений? Нет, завтра я сдам экзамен и получу «Парава» безо всякой мзды.
— Но как, учитель? Стражники хитры и опытны. Они сделают все, чтобы разрушить наши планы.
— Ты, очевидно, забыл, Левий Матвей, что за покровитель стоит за мной, — Га-Ноцри вознес перст в небо. — «Сам» следит за моим паломничеством и благословляет путь. Отходи ко сну, я принял решение.
Га-Ноцри и Левий Матвей устроились на ночлег, однако сон не шел к спутникам, в свете звезд Иешуа спросил:
— Ты спишь, мой друг?
— Нет, учитель, я думаю о завтрашнем дне.
— Я тоже размышляю, но не могу понять. Почему Рим не борется с коррупцией в рядах легионеров? Ведь если даже ты знаешь о мздоимстве, прокуратор тем более должен это видеть.
— Это очень просто, учитель, — ответил Левий Матвей. — Война окончена, больше некого грабить и убивать. А, как я уже говорил, воины привыкли хорошо кушать. Если платить им большое жалование, они ожиреют, размякнут и превратятся в обычных горожан. Если не платить, то солдаты разбегутся, и влияние Рима ослабнет, а также обнищают торговцы и владельцы притонов, которыми пользуются легионеры. Чтобы поддерживать баланс, Рим заставляет солдат самих зарабатывать на мздоимстве, находиться в форме и поддерживать трепет и уважение в среде горожан.
— Это отвратительно, — сказал Иешуа, засыпая. — Растить детей, чтобы они стали коррупционерами — не должно быть национальной идеей. Даже для такого прогнившего протектората.
Левий Матвей тактично промолчал, притворившись спящим. Вскоре звезды над Ершалаимом побледнели, а затем провалились в побелевшую синеву.
Иешуа потянулся и сел на своем дорожном плаще.
— Вставай, мой друг, — сказал Га-Ноцри фразу, ставшую крылатой на протяжении следующих двух тысяч лет. — Нас ждут великие дела.
Завтраки в те времена были не в моде и, поурчав животами, Левий Матвей и Иешуа Га-Ноцри направились к Ершалаиму.
Довольно скоро они выяснили, что сегодняшний городской экзамен по получению «Парава» начнется в храме Солнца, ожидаемо в полдень. Времени было предостаточно, и Левий Матвей успел сбегать на рынок, выручив за свое имущество около четырех серебреников.
Ровно в двенадцать жрец пригласил кандидатов пройти в храм, где на алтарях были разложены пергаменты с различными каверзными дорожными ситуациями: «Кто главный на дороге, верблюд или лошадь?», «Почему процессия на кладбище должна пропустить свадебное шествие?», «Можно ли пересекать линию на дороге, случившуюся по прихоти жизнедеятельности животного, образовавшую пунктирную линию, сплошную или даже две сплошных?».
Иешуа не знал ответа ни на один вопрос. Однако его вера в помощь Всевышнего снова не подвела. Как это происходило и ранее, стоило Га-Ноцри закрыть глаза, правильный ответ всплывал перед его мысленным взором, словно карточка с подсказкой. Иешуа безошибочно ответил на все поставленные вопросы. Спустя час вошедший к кандидатам жрец огласил результаты. Га-Ноцри предстояло новое испытание. Пройти вождение на осле в замкнутом пространстве, или так называемый — засрадром.
Засрадром был ничем иным как городской свалкой, куда горожане сбрасывали нечистоты и остатки жизнедеятельности. Отчего стражников и жрецов, принимающих экзамен, называли «мусора». Прозвище себя вполне оправдывало, потому что проработавший в этом зловонии солдат или жрец навсегда пропитывался запахом фекалий, а вывести зловоние не позволял ни песок, ни зола.
Иешуа прождал более четырех часов, когда принимавшие экзамен жрец и стражник вызвали его.
— Иешуа Га-Ноцри? — уточнил жрец.
— Это я, — согласился Иешуа.
— Влезай на осла, — приказал стражник, — и скачи в эту гору дерьма. За пять локтей до вершины остановись и трогайся снова. Съедешь с противоположной стороны. Смотри, чтобы на вершине осел не дал заднюю. Потому что откат в данном испытании не допустим.
Утомленный долгим ожиданием, Иешуа забрался на осла и пришпорил животное. Осел громко закричал, но не тронулся с места.
— Минус один балл, — сказал жрец. — Не смог тронуться.
Га-Ноцри никак не ожидал, что будет набирать штрафные баллы так быстро. В отчаянии он вознес молитву к небесам и — о чудо! — упрямое животное само направилось к горке нечистот.
В немом удивлении стражник и жрец переглянулись. Они рассчитывали, что экзамен закончится так и не начавшись, но теперь торопливо засеменили за ослом.
— Горку нужно преодолеть шагом, — сказал жрец, ожидая, что осел заглохнет где-то на подъеме.
Но животное с каким-то остервенелым выражением на морде уверенно поднималось в гору. Его копыта чавкали и скользили, тонкие ноги дрожали, однако сам осел двигался с постоянной скоростью. Когда до вершины оставалось совсем немного, животное встало как вкопанное, стало очень тихо, только в животе бедняги урчало от напряжения. Копыта осла быстро увязли в грязи, и казалось, он уже никогда не тронется с места.
Иешуа вновь обратился к небесам. Невероятная сила подняла всадника и осла, и они медленно поплыли над нечистотами. Однако в следующее мгновение осел заорал, будто его укусила ядовитая змея. Иешуа и бедное животное отпрянули назад, чуть было не свалившись кубарем.
Га-Ноцри мог поклясться, что это стражник дернул осла за хвост, но его встретило лоснящееся от жира лицо жреца:
— Еще два штрафных балла. Экзамен провален.
Странствующему философу ничего не оставалось, как покинуть засрадром. В унынии и скорби он встретил своего ученика Левия Матвея.
— Не отчаивайтесь, учитель, — сказал бывший сборщик податей. — У нас есть еще две попытки. Мы сможем победить.
— Сможем, — согласился Иешуа. Я даже не сомневаюсь, что рано или поздно добродетель победит. Однако как унизительно, когда божественный перст не может противостоять алчному стражнику.
Мне тридцать три года, Левий Матвей, я почти пророк, а вонючий жрец, или стражник, — не рассмотрел, кто именно — тащит моего осла за хвост, чтобы вовлечь меня в коррупционную схему. Это как, по-твоему?
— Я же предупреждал, учитель, — успокаивал Левий Матвей.
— Нет, ты мне объясни, как это происходит? Вот приходит этот самый жрец домой, покупает жене шубу, детям образование в Риме. И никто не понимает, что на свои триста серебреников он этого сделать не может? А как жена гордится таким мужем, да ладно жена, что дети говорят своим сверстникам! «Мой папа работает в мусорской».
— Сейчас это престижная профессия в Ершалаиме, — заметил Левий Матвей. — Деньги не пахнут.
— Вот именно, — воскликнул Га-Ноцри, — я этого и не могу понять. Представь себе, что ты отец, и твой сын приводит в дом избранницу. «Кто твои родители?» — спрашиваешь ты невестку. И девушка, не смутившись, отвечает: «О господин, мать моя — блудница, а отец — мусор». Какая гадость. Скажи мне, Левий Матвей, что я ошибаюсь.
Бывший сборщик податей решил, что в этой ситуации лучше промолчать.
На следующее утро Иешуа наказал Левию Матвею тщательно следить за действиями экзаменаторов и не отходить от него во время испытаний.
Прагматичный подход Га-Ноцри сразу дал положительный результат. Жрец и стражник с большим неудовольствием приняли испытание, под пристальным взглядом сборщика податей они не решились чинить препятствий. Иешуа предстоял последний экзамен. Нужно было въехать в Ершалаим и под контролем жреца и стражника добраться до рыночной площади. Задача казалась выполнимой, однако сразу же стражник стал давать провокационные задания: ехать на улицу, посреди которой лежит кирпич, остановиться рядом с лавкой лекаря, на месте для калек, или поговорить с блудницей без остановки осла.
Каждый раз, когда стражник давал задание, Иешуа закрывал глаза и видел перед собой месседж Божий, подсказывающий, как можно избежать той или иной опасной ситуации. В это время он не мог видеть улицу и в конце концов наехал на торговца смаками, тащившего через дорогу тяжелую корзину. Смаки раскатились по улице, а стражник и жрец заржали, будто лошади:
— Конец экзамена, Иешуа Га-Ноцри! Ты сбил пешехода, а это самое грубое нарушение из возможных.
— Но, — возразил Иешуа, — он переходил дорогу в неположенном месте, где здесь пешеходный переход?
— И где он должен быть, по-твоему? — издеваясь спросил жрец.
— В пустыне все просто, — ответил Иешуа. — Где зебру задавили, там и переход.
— Запомни, Га-Ноцри, — с важность сказал жрец. — На улицах Ершалаима пешеход главный. Если у тебя нет синего тюрбана на голове, его нужно пропускать.
Спорить с этим было бессмысленно, тем более что сам Га-Ноцри выступал за равные права.
Словно побитые собаки, вышли из города бродячий философ и бывший сборщик податей.
— Скажи, Левий Матвей, разве это справедливо? Посланник божий не может получить «Парава».
— Может, — ответил Левий Матвей, — но не может сделать так, чтобы не стать грешником, а зачем нам грешные «Парава»?
— Мне кажется, — сказал философ, — что твои рассуждения о коррупционных схемах Рима недостаточно глубоки. Возможно, по большому счету ты прав, но если копнуть глубже, коррупция — не инструмент содержания легионеров. Это государственная политика, причем стратегическая. Левий Матвей, принеси кувшин с водой, я сделаю из него вино.
— Будьте осторожны, учитель, — сказал Левий Матвей. — Завтра у нас последняя попытка получить «Парава», вам необходимо быть в форме.
— Мой друг, ты опять забыл, кто наш покровитель. Принеси поскорее воду, я хочу пофилософствовать, а на сухую это плохо получается.
Левий Матвей исполнил пожелание учителя. Хлеба и фиников почти не осталось, и на голодный желудок хмель ударил в голову бывшему сборщику податей:
— Палёнку гоните, учитель, — сказал он, прервав Иешуа посреди рассуждений.
— Да, именно, — подхватил Га-Ноцри. — Они как будто подменяют понятия. Ну ведь всем известно, что мздоимство — это нехорошо. Однако, когда все дают и без этого невозможно даже «Парава» получить, складывается новая парадигма общества. Так подрастающее поколение будет мечтать не стать кораблестроителями или инженерами пирамид, а станут грезить о карьере жрецов, погрязших в коррупционных схемах. Потому что внешне это осуждается, но внутри, на подсознательном уровне, это уже всеми принято.
Все будут говорить одно, а думать и делать другое. В таком обществе понятие добра и зла обесценится. Никто не будет осуждать порок, так же как перестанут возносить добродетель.
— Вы считаете, это план Кесаря? — спросил Левий Матвей.
— А чей же еще? — удивился Иешуа. — Только темнейший мог составить такой гениальный план.
— Что, если все гораздо проще? — возразил Левий Матвей. — Если у Кесаря не было изначальных планов превратить мир в хаос и поменять местами добро и зло?
Будучи, без сомнения, умным диктатором, Кесарь предполагал, что рано или поздно его царству придет конец. Как всех монархов, его страшит неизбежное, и, чтобы оттянуть агонию, он составил план, по которому только Кесарь борется со злом. Свое окружение он погрузил в растление, но так, чтобы его ростки пропитали все общество, от министра до последнего прокаженного.
Когда все поголовно стали вовлечены в воровство и стяжательство, не осталось людей, способных бросить вызов Кесарю. Формально он стал самым святым среди живущих, и что может возразить пророк, покупающий «Парава», а тем более горожанин, который опутан мздой, как паутиной?
Учитель и ученик еще долго спорили, пока в небе не погасли звезды.
— Сходи еще за водой, — приказал Га¬-Ноцри.
— Но, учитель, вы и так еле стоите на ногах.
— А разве это является грехом?
— Но стражники могут даже не допустить вас до испытаний, — снова возражал Левий Матвей.
— Пойдём, — сказал Иешуа фразу, ставшую популярной на протяжении следующих двух тысяч лет. — Пойдем и порвем их.
Друзья двинулись в путь, на протяжении которого Иешуа часто останавливался и жадно пил. Он уже не был похож на уверенного в себе пророка, а когда спутники приблизилась к городу, вовсе сник.
Именно поэтому, когда жрец выкрикнул имя Га-Ноцри для экзамена, тот ответил тихо и подавлено.
— А что это тут у нас? — с удовольствием растянул стражник.
— И-ешуа. — ответил философ.
— Да вы, милейший, еще навеселе.
— Напротив, — ответил Га-Ноцри, — грустен и скорбен.
— А вчера было что-то? — не унимался страж.
Он как-то странно посмотрел на Левия Матвея и вновь перевел взгляд на Иешуа.
— Да что за намеки? — спросил Га-Ноцри. — Даже если было, не ваше дело.
Стражник расплылся в довольной улыбке и ласково произнес:
— А остаточное?
— Что? — не понял Иешуа.
— Остаточное, — повторил стражник.
— Что вы меня тут прилагательными кормите? — возмутился Га-Ноцри. — Без существительного это не вопрос. Я и сам порой говорю своим ученикам: «Не убий, не укради, не прелюбодействуй, не лги и не превозноси себя». Они пугаются и спрашивают: «Мы так должны поступать, учитель?»
«Нет, — отвечаю я. — Я всего лишь хочу показать, что НЕ с глаголом пишется раздельно». Так, может, вы мне тоже какое-то правило хотите преподать? Остаточное, стеклянный, оловянный?
— Вы не получите «Парава», — сказал жрец. — Где это видано, чтобы пьяный сдавал экзамен?
— Да? — возмутился Иешуа. — А где это видано, чтобы взрослые люди делали вид, что не берут мзду, другие взрослые люди — что не дают, а третьи — что ничего не видят? Или вы считаете, что пьяный пророк хуже трезвого мздоимца?
— Выгнать его! — закричал жрец. — За ворота клеветника!
Стражник приблизился к Иешуа, но тот уже бросился с кулаками на солдата.
— Он еще и драться? — возмутился жрец. — Арестовать бунтаря, пока не начал разрушать храмы.
Как во сне, в немом оцепенении наблюдал Левий Матвей за избиением своего учителя. Нужно было вступиться и освободить Иешуа, но бывший сборщик податей не мог двинуться с места. Его осенила чудовищная догадка, такая простая и очевидная, что было невероятно, почему же она не пришла ему в голову раньше.
— Я понял, учитель! — попытался крикнуть Левий Матвей. — Понял, как противостоять плану Кесаря. Нужно стать злом по отношению к пороку. То есть притвориться еще большим злом. Ведь при умножении минуса на минус получается плюс, а сколько ни умножай отрицательные числа на положительные, всегда останется число со знаком минус. Более того, минус с каждым разом будет только больше. Значит, делая добро плохим людям, мы порождаем большее зло.
— Ты предал меня, Левий Матвей, — отбиваясь от стражников, крикнул Га-Ноцри. — Забыл все, чему я тебя учил, и все извратил.
— Как вы не понимаете, учитель, ведь в этом и состоит коварство плана.
Но Га-Ноцри уже не мог ответить своему ученику. Двое легионеров волокли его по улице, щедро снабжая арестованного тумаками.
Левий Матвей зажмурился, а когда открыл глаза, улица уже ничем не напоминала о произошедшем, только несколько нищих с любопытством рассматривали бывшего сборщика податей.
И тогда Левий Матвей тихо промолвил:
— О Господи, спаси и благослови эту землю, землю обетованную.
И, немного подумав, добавил:
— Когда-нибудь.
Тольятти 2019г.
|
|
