— Как вы относитесь к религии? — спросила Мейли Юн.
Вэйдун Хан приподнял одну бровь:
— Я надеюсь, мы не станем это обсуждать.
— Не станем, — согласилась женщина, — но мне хотелось бы знать ваше мнение. Потому что дальнейшие объяснения будут строиться последовательно как пирамида. Если вы допускаете существование сверхъестественных сил, у нас с вами не будет фундамента рассуждений, а в строительстве теорий и сооружений он крайне необходим.
Лично я, как любой ученый, являюсь материалистом. Научный эксперимент должен выполняться только с соблюдением параметров и правил. Если подмешивать изотерические допущения, наука превратится в философию.
Но я также слышала, что полицейские, зачастую, полагаются на интуицию, или, как они сами говорят, «Чуйку».
— Тут можете быть спокойны, — заверил профессора Вэйдун Хан. Он сказал это автоматически, но даже если бы минуту подумал, не смог бы вспомнить: доверял ли он когда-либо интуиции, или рассуждения всегда были стерильно холодны.
Полицейский использовал методы, которые работали, а какие они на цвет и вкус…. Да, какая разница?
Мейли Юн как будто почувствовала недосказанное и продолжила:
— Китайская Народная Республика официально считается атеистическим государством, хотя правительство признает пять религий. Только в нашей стране существует синкретизм, то есть ситуация, когда религии взаимодействуют между собой и дополняют друг друга. Иногда это происходит в пределах одного храма.
Но мы постараемся забыть обо всём этом, хотя бы на время нашего разговора. Обо всём, кроме древнего философского символа: Инь и Ян. Он-то как раз и ляжет в основу рассуждений.
Нас с вами не нужно убеждать, что свет существует за счет тьмы, добро – за счет зла, а мужчины – за счет женщин и наоборот. Уже на уровне культурного воспитания мы с вами к этому готовы. Физические же принципы в нашем разговоре будут всегда опираться на законы сохранения энергии, массы и вещества.
— Это понятно, — сказал Вэйдун Хан, — но какое отношение Инь и Ян имеет к вашему путешествию?
— Это имеет отношение к моему научному открытию, — сказала Мейли Юн, — потому что я путешествую не только в пространстве и времени.
Вэйдун Хан не удивился. Он был готов услышать нечто подобное после того, как профессор назвала членов ЦК «копиями». И вот очередное откровение больного воображения.
— Интересно, — как казалось, искренне, сказал полицейский, — это какое-то новое измерение?
— Чтобы понять, мне необходимо рассказать вам, из чего состоят привычные измерения, те, с которыми вы давно знакомы.
Кажется, Мейли Юн уловила иронию в голосе Вэйдун Хана. Она выждала паузу и продолжила, говоря осторожно и тихо:
— Мы не понимаем, как устроены привычные измерения, потому что мыслим заученными шаблонами. Если пространство усложняется — оно становится нам непостижимо, а если упрощается — происходит нечто похожее.
Как вы считаете, лейтенант Хан, почему в других странах люди ходят на выборы? Зачем голосуют за тех, кто делает их жизнь невыносимой? Ведь очевидно, что политики и законодатели — это ангажированные куклы, думающие только о том, как набить карманы: свои и своих хозяев. Да, у них есть яркая вывеска, приятная внешность и благовидная легенда. Но, чтобы понять истинные мотивы, не обязательно обладать супер разумом, достаточно прочитать сказки Джанни Родари.
— Я так понимаю, — растянул Вэйдун Хан, — что у вас имеется ответ.
— Да, — согласилась Мейли Юн, — это слишком просто, а значит — не интересно. Мозг не воспринимает информацию первого уровня потому, что она вложена в другую, более сложную и привлекательную.
Вообразите себе, что вот там, — Мейли Юн кивком головы показала на стену, — висит картина, где изображен превосходный пейзаж, или нет…. Пусть это будет портрет красавицы. День за днем вы смотрите на нее, приходя на работу или отправляясь домой. Женщина улыбается, и, в какой-то момент вы перестаете осознавать, что это всего лишь нарисованная картинка. В своем воображении вы делаете ее объемной, хотя она таковой не является.
То же самое происходит, когда мы оцениваем реальность, пространство и время.
— Я где-то слышал, — перебил профессора Вэйдун Хан, — что в среде конспирологов популярна теория плоской земли.
— Все гораздо хуже, дорогой лейтенант Хан. Время еще более примитивно, оно — линейно.
— Ну, с этим не поспоришь, — согласился Вэйдун Хан.
— И, тем не менее, мы видим его в трехмерной реальности, так же как двухмерную картину. Проще говоря, мы его не понимаем.
Мейли Юн сделала паузу, собираясь с мыслями.
— Вы, лейтенант Хан, готовы признать, что любое, даже самое сложное уравнение, можно упростить? Какими бы невероятными не были вычисления, они непременно начнутся с нуля. В основе всего, даже самого сложного мира, должна находиться пара Инь и Ян.
И эта пара образовала первое линейное измерение — время. Собственно, только благодаря линейности, и смогли существовать взаимоисключающие понятия. Пока они сменяют друг друга, в природе существует и Инь, и Ян.
— А из чего состоят Инь и Ян? — спросил Вэйдун Хан.
— Вы интересовались моими научными работами? — переспросила Мейли Юн. — Среди них есть «Масштабирование опыта Юнга»?
— Кажется, была, — не смутившись, солгал Вэйдун Хан.
— Я спрашиваю, — пояснила профессор, — потому что в вашей реальности ее может не оказаться.
Но в этом нет никакой проблемы, потому что сейчас я ее расскажу.
Более века назад Томас Юнг провел самый значимый и самый повторяемый эксперимент в истории человечества. Обычно его называют: «Опыт с двумя щелями», и заключается он в том, чтобы обстреливать пару прорезей элементарными частицами. Первый эксперимент Юнг проводил с радиоактивными изотопами, но позже его воспроизводили, используя фотоны или, попросту, свет. Меняли условия, элементарные частицы, в качестве последних использовали молекулы фуллерена, состоящие из двух тысяч атомов, но результат не менялся.
Что же это за результат? Вы наверняка знаете со школы. Свет, проходя сквозь щели, интерферирует, то есть ведет себя как волна. Он взаимодействует сам с собой, даже если испускать фотоны поодиночке.
Грубо говоря, если мы выстрелили одним фотоном и не знаем, куда он попадет, то фотон пролетит в обе щели одновременно. Причем, их будет не два и не сто, а гораздо больше. Так много, что они будут сталкиваться и мешать друг другу. Однако до экрана на стене долетит ровно столько, сколько мы выстрелили, то есть один фотон.
Это еще не все. Самым потрясающим открытием Юнга было то, что, если повесить на одну из щелей регистрирующее устройство — электромагнитная волна тут же превратится в материальную частицу. То есть фотон будет лететь прямо и в одиночестве.
За последние сто лет ученые всего мира усложняли эксперимент, обстреливали щели запутанными фотонами, регистрировали элементарные частицы до и после пролета щелей. Не догадались только сделать еще одну, третью прорезь.
— Зачем? — Спросил Вэйдун Хан и сам удивился своему вопросу.
Откровенно говоря, он не до конца понимал, зачем нужна была и вторая.
— На экране за щелями формируется область попадания фотонов. Если упрощенно, то это солнечные зайчики, и они приобретают формы прорезей, когда свет становится частицей. Но, если убрать регистрирующее устройство, свет превратится в волну, и на экране возникнет дифракционная решетка или множество размытых пятен.
Когда же мы пропилим третью щель и повесим на нее регистратор, на экране непременно появится солнечный зайчик, в точности повторяющий очертания отверстия.
— Почему? — Скорее подыграл, нежели спросил мужчина.
— Потому что на этой прорези есть регистрирующее устройство, — ответила Мейли Юн. — А мы знаем, что в системе с наблюдателем свет всегда ведет себя как частица.
— Я полагаю, этого не произошло? — предположил Вэйдун Хан.
— И напрасно, — возразила Мейли Юн. — Произошло именно так. Но свет, проходящий через соседние две щели, тоже перестал быть волной. А ведь там не было наблюдателя, и фотон мог пролететь через любую из прорезей.
Вэйдун Хан устало закрыл глаза:
— Давайте перейдем к сути.
— Я хочу попросить вас, лейтенант Хан, не использовать научные термины, потому что они не отображают сути.
Полицейский сделал одобрительный жест.
— Наблюдатель, — продолжила Мейли Юн, — не совсем подходящее здесь слово. Щель, на которую мы вешаем регистрирующее устройство, лишается неопределенности. В нем больше не происходит сюрпризов, нет никаких вариантов развития событий, и она, как бы это сказать, определилась.
Оказалось, что природа не может быть немного беременной. Потому что элементарные частицы являются волной или частицей в разные моменты времени. Днем — они материальные объекты, но с наступлением темноты элементарные частицы разрушаются и превращаются в волну.
Это похоже на дискотеку в ночном клубе, где включен стробоскоп. Люди танцуют под музыку, и мы видим фигуры, пока вспышки освещают тела. Для нас танцпол похож на дергающуюся картинку. Но мы знаем, что в темноте люди тоже движутся, однако пропускаем темные участки, как будто их не существует.
Так же со временем, в котором есть вспышки света — это участки определенности и темноты — не определенности. Свет мы фиксируем, а вот неопределенность — забываем, потому что не можем в ней находиться. И получается, что наша реальность склеена только из светлых кусков.
Более того, события, происходящие в нашем мире, напрямую зависят от того, что происходит в темноте. Если мы допускаем ее, я имею в виду неопределенность, то последствия событий будут одними, как в опыте Юнга, а если нет, то получаем четкие изображения щелей.
Теперь я отвечу на ваш вопрос, лейтенант Хан.
Инь — это хаос, а Ян — определенность. И да, время состоит из последовательности того и другого.
Этим я могу объяснить квантовые эффекты: мгновенные переходы электронов с орбиты на орбиту и многое другое.
Само понятие квант: это неделимая частица чего-то. А что может быть более неделимым, чем определенность и ее отсутствие?
Мейли Юн пристально посмотрела на Вэйдун Хана, который уже плохо изображал сосредоточенность.
— Ну, подумайте над любым из физических параметров, — предложила профессор. — Время, пространство, силу, массу, можно делить бесконечно, а неопределенность и определенность — нельзя. Это как единица и ноль в бинарной системе.
Как компьютерный код состоит из бит, мироздание соткано из пары Инь и Ян.
Эксперимент Юнга не доказал виртуальность нашей реальности, как считали многие, а открыл дверь из одной Вселенной в другую. Или дал ключ для такой двери, если такая метафора нравится больше.
— Хотите сказать, — спросил Вэйдун Хан, — что эти знания позволили вам путешествовать в неопределенности? Но ведь мы не атомы, даже не клетки.
— Вижу, вы устали лейтенант Хан, — сказала Мейли Юн. — Я пока пытаюсь рассказать, из чего состоит реальность. Так же, как изображение на экране компьютера, это многократно преобразованные нули и единицы.
Сначала они образуют биты, затем байты, передаются на уровень интерфейса, затем протокола, следующим этапом будет уровень языка, и все это время они остаются единицами и нулями.
Причем, если вы прочитаете данные на уровне интерфейса, используя язык и наоборот, вы ничего не поймете. То же самое происходит и с нами.
Время идет в любой точке Вселенной, в любом атоме, причем, часы строго синхронизированы. Как можно после этого думать, будто всё вокруг не состоит из времени?
Понятно, что и определенность будет везде, где имеется время, однако времени в определенности быть не может, потому что одно состоит из другого, а не наоборот.
«Вот это да, — подумал Вэйдун Хан, — еще один такой допрос и у меня окончательно крыша уплывёт».
Но вслух полицейский сказал:
— Профессор Юн, вы сегодня рассказали много интересного, но мне необходимо все обдумать.
Женщина улыбнулась в ответ. Ее улыбка и его вежливая фраза встретились и разбились друг о друга.
Каждый из присутствующих понимал, что сегодняшняя встреча не удовлетворила никого из них.
* * *
Лейтенант Хан пока не спешил на ковер к руководству. Он попросту не мог доложить, что профессор Юн безумна, так как это не являлось причиной прозорливости женщины, а вот непрофессионализма полицейского — да.
И все же бесконечно оттягивать доклад невозможно. Надо проработать собственную версию и начинать необходимо как можно скорее.
Например, версия может быть таковой:
Мейли Юн, зная психологию людей, как и большинство гадалок, догадалась о детских психологических травмах некоторых членов политсовета.
Так, «Старая прачечная Ли» может являться сублимацией детских страхов большинства подростков. Кто не играл на заброшенных фабриках, складах, в прачечных? Кто не видел там призраков и привидений? Фамилию «Ли» в Китае носят девяносто миллионов человек. Получается, что словосочетание, сказанное профессором, должно вызывать устойчивые ассоциации с детскими воспоминаниями.
К сожалению, самого Вэйдун Хана эта фраза не трогала, к тому же, вырванная из контекста, она, как будто становилась абстрактной. Вот, если бы Мейли Юн попросила написать письмо следующего содержания: «Я знаю вашу детскую тайну, связанную со старой прачечной дедушки Ли». Это уже могло сработать.
«А вдруг речь идет совершенно о другом? — испугался лейтенант. — Может это кодовое название какой-то секретной спецоперации»?
Вэйдун Хан позволил себе выспаться и провел в пустом тренажерном зале около двух часов. Посетителей и хозяев там не было. Они, как и положено, находились в изоляции, а вот лейтенанту физическая нагрузка была необходима.
Коллега из Бюро общественной безопасности уже давно предлагал воспользоваться ситуацией, но Вэйдун Хан всегда отказывался. И напрасно. Занятие явно пошло ему на пользу, приятно побаливали мышцы, тело ощутило тонус тренированного человека. Да и рассказ Мейли Юн больше не выглядел бредовым. Полицейский даже придумал контраргумент для профессора и приберег его к следующему допросу.
Женщина на этот раз выглядела еще стройнее, в ее движениях появилась какая-то плавность, будто она танцевала. Вэйдун Хан в какой-то момент поймал себя на мысли, что невольно представляет профессора одетой в сусохики — кимоно гейши. После чего несколько секунд не мог сосредоточиться на разговоре.
— Вам идет на пользу пребывание здесь, — сказал он неожиданно для себя, — вы выглядите отдохнувшей.
Мейли Юн улыбнулась в ответ, приняв сомнительный комплимент за шутку.
— Я здесь высыпаюсь и занимаюсь медитацией, — сказала она.
«И благодаря вам, я тоже», — чуть было не ляпнул полицейский.
Но вслух сказал:
— Размышляя о нашем предыдущем разговоре, я никак не смог понять, что же такое неопределенность и почему она неделима.
— Вы когда-нибудь слышали о мысленном эксперименте Шредингера?
— Признаться, нет, — сознался Вэйдун Хан.
— Его еще называют: «Котом Шредингера», — продолжила Мейли Юн. — Во времена жарких споров о теории относительности и волновой функции, немецкий ученый предложил следующий опыт:
Поместить в коробку с адской машиной живого кота. Машина напрямую связана с радиоактивным веществом, которое распадается и может привести, а может и не привести в движение ампулу с ядом. Последняя, разбившись, непременно убьет кота. Но, предоставив эту систему самой себе в течение часа, мы не будем уверены, что кот мертв. Мы так же не будем знать, что он жив, пока не откроем коробку. И получается, будто кот одновременно и жив, и мертв.
Пожалуй, это классическое определение неопределенности, простите за тавтологию. Ведь у неопределенности не может быть определения априори.
Что касается нашего предыдущего разговора, то, как вы помните, я говорила о квантах неопределенности. То есть об участках времени, которые невозможно разделить.
Вот представьте себе, что вы в кинотеатре и смотрите фильм о Робине Гуде. На экране — выпущенная стрела. Каждую секунду она пролетает несколько метров. Но, если замедлить воспроизведение, скорость стрелы сначала снизится, а затем станет обычным статичным изображением. Грубо говоря, на каждом отдельном кадре стрела останется неподвижной.
Тогда возникает логичный вопрос: А где, собственно, само движение? И получается, что это узкая белая полоска, соединяющая пленку.
— Мне кажется, вы не правы, — позволил себе возразить Вэйдун Хан. — Стрела может находиться в кадре без всякого движения. Смена кадра вовсе не означает, что предмет куда-то движется.
— Вы совершенно правы, — согласилась Мейли Юн, — потому что стрела, актеры и пейзажи — это материальные объекты, которые находятся в нашем 3D мире. Однако в кино они изображены на пленке, а мы знаем, что пленка движется, поэтому статичные объекты, в принципе, не возможны. Элементарные частицы являются волной. Попробуйте остановить волну, и она исчезнет. Правда, когда на своем пути свет встретит препятствие, он превратится в солнечный зайчик и станет для нас, вполне себе, материальным. Это такой, своего рода, пробой из одного измерения в другое.
— А-а, — растянул Вэйдун Хан, — хотите сказать, что вы тоже воспользовались пробоем, чтобы перемещаться через измерение?
— А почему нет? — удивилась вопросу Мейли Юн, — мы все состоим из элементарных частиц, и никто не запрещает квантоваться. Но ваше предположение несколько преждевременно.
Помните, я намекала, что мироздание схоже с процессами в компьютерных системах. Там тоже все начинается с бита. Однако на уровне «программы», состоящей из тех же бит (нулей и единиц), становится не важен первый родительский уровень. Многие программисты даже не понимают, что они пишут машинные коды для процессора, который только и умеет, что складывать и сверять данные ему инструкции.
Знаете что забавно? Люди, которые работают в графических оболочках без понимания процессов — называются программистами высокого уровня, а те, кто пишет машинные коды — программисты низкого уровня. Несправедливо, правда?
Вэйдун Хан пожал плечами.
— Очевидно одно, — продолжила Мейли Юн, — в природе, как и в вычислительной технике, есть правила, поддающиеся нашей логике, и эти правила наследуются.
— Это важный вывод на ваш взгляд? — Уточнил Вэйдун Хан.
— Для меня — да, — согласилась Мейли Юн, — и после того, как я его осознала, стало все очень просто.
Природа создается только из того, что уже существует. Во Вселенной нет других строительных материалов. Она вообще образовалась из пустоты. Могла возникнуть, а могла и не возникнуть. Но, судя по тому, что я сейчас разговариваю с лейтенантом Ханом, все же возникла. А раз так, значит могла и не возникнуть. Получается замкнутый круг, который и вращает время. Но время — не самый хороший строительный материал, зато его много. Прошли века, миллиарды и триллионы лет, пока не возникло вещество, состоящее из времени и определенности, и антивещество — состоящее из неопределенности и времени. Появилось пространство, состоящее из времени и вещества, а пространство, время и вещество — породило энергию. И так далее и тому подобное. Мы даже не знаем, на каком этапе застряли сами, потому, что пока мы с вами разговариваем, время идет вперед и образует новые и новые измерения.
Однако, — Мейли Юн, — показала лейтенанту худенький указательный пальчик, — правила, созданные до этого, никогда не будут нарушены.
— Ладно, ладно, — подняв руки вверх, примирительно сказал Вэйдун Хан. — Может быть, я не совсем понимаю, куда вы ведете, но с этим я согласен.
Попробуйте рассказать, как вы впервые пришли к идее путешествия. Что вы чувствовали, когда это происходило?
Мейли Юн зло посмотрела на полицейского.
— Вы хотите, чтобы я рассказала о не имеющих к делу деталях?
— Признаться, — промямлил Вэйдун Хан, — у меня идет кругом голова. Ваш рассказ трудно переварить и, думаю, что отвлечение от темы дало бы передышку.
— Это началось в семнадцатом году, — без охоты продолжила Мейли Юн. — У меня тогда возникли личные проблемы, которые никак не хотели решаться.
— Связанные с большой нагрузкой в университете? — уточнил Вэйдун Хан.
— Да, — подтвердила женщина, — было много работы, и я ощущала себя как загнанная лошадь. Мне казалось, будто я бегу по лестнице вверх, и чем выше поднимаюсь, тем круче становятся ступеньки. На каком-то этапе у меня появилась рассеянность, я не могла вспомнить убрала ли материалы экспериментов в сейф, отключила ли оборудование, поставила ли помещение лаборатории на сигнализацию. Но еще в моей жизни появились странные ритуалы. Постучать по столешнице перед экспериментом, трижды выглянуть в окно перед выходом на улицу, засыпать только на правом боку и так далее. Сейчас это может показаться смешным, но тогда это сделало мою жизнь не выносимой. Я начала всего бояться и во всем искала спасительный ритуал, пока однажды не подумала о модуляции.
В тот период, о котором рассказываю, я уже заканчивала работу по масштабированию эксперимента Юнга и имела взгляды, за которые научное сообщество не погладит по голове. В частности, думала, а как связаны Вселенные после того, как они выходят из неопределенности?
Господи, самой смешно. Извините, лейтенант Хан, но вы сами пожелали.
Мейли Юн на секунду прикрыла ладонью рот, как бы показывая, что собирается сказать глупость и продолжила:
— А что если мои ритуалы — это связь между различными версиями Мейли Юн, такая вселенская азбука Морзе, которую я сама себе отстукиваю. Есть же люди, верящие в приметы, предсказания, наговоры.
А вдруг в этом что-то есть?
Тогда я занялась йогой и духовными практиками. Кстати, Файлунгун в моей реальности не запрещена. Это обычная школа самосовершенствования, которой руководит уважаемый человек, но она не популярна, и я не обратила на нее внимания.
Об этом чуть позже. Мое представление о мире начало трансформироваться, и совершенно не так, как я предполагала.
Я думала, что подобно фотону, достигающему экрана, мы с вами, то есть люди, совершаем пробой в измерениях, выходя из состояния Инь в состояние Ян.
В европейской культуре есть такая устойчивая идиома, что для того, чтобы добиться успеха, необходимо выйти из состояния комфорта.
Что говорится не в бровь, а в глаз, так как для того, чтобы оказаться в покое, необходимо выйти из хаоса, а чтобы из него выйти — придется туда войти. И никаких других вариантов не существует.
В общем, я пересмотрела свои страхи, любовь к нумерологии и поняла, что таким образом, я всего лишь пытаюсь что-то изменить.
Ну, а что хочет каждый из нас? Разумеется, быть счастливым. И я научилась ей быть.
Мир вокруг меня стал меняться, причем в лучшую сторону, после того, как я погружалась и выходила из состояния неопределенности. Это происходило очень медленно и почти не заметно, но я была настороже.
В опыте Юнга фотон может пробить наше измерение в любой точке. Другими словами, он может угодить в любую часть экрана, удобную для вас или нет, это происходит случайным образом. Но пока он не достиг цели, все из возможных вариантов существуют одновременно, и они взаимодействуют. Это правило, созданное в микромире, обязано наследоваться.
— Другими словами, — промычал Вэйдун Хан, — другие Мейли Юн из других реальностей помогают вам?
Мейли Юн задумалась.
— Скорее, так. Входя в состояние неопределенности, я приглашаю других Мейли Юн на общее собрание, где мы меняемся местами, я становлюсь лучшей Мейли Юн, ведь нет предела совершенству.
— А что происходит с вашей худшей копией? — спросил Вэйдун Хан.
— Она перемещается на мое место до тех пор, пока эта реальность способна выдержать разногласия.
— Ничего не понял, — мотнул головой полицейский.
— Даже куры и собаки возносятся на небеса, — с улыбкой сказала Мейли Юн. — История происхождения этой пословицы такова:
Принц Лю Ань, живший во времена династии Хань, был страстным приверженцем даосизма. Он был убеждён, что, постигнув истинное Дао, обретёт бессмертие и станет небожителем. Покинув родительский дом, Лю Ань целиком посвятил себя изучению даосского ученья. Восемь небожителей открыли ему секрет приготовления волшебного эликсира, выпив которого человек обретал вечную жизнь на небесах. Лю Ань приготовил эликсир, отпил немного и в самом деле вознёсся на небо. Остатками волшебного эликсира поживились бродившие поблизости куры и собаки. Не прошло и минуты, как они последовали за своим хозяином на небеса и стали бессмертными курами и собаками-небожителями.
Этим я всего лишь хочу сказать, — подытожила женщина, — что все Мейли Юн во всём мультиверсе связаны между собой. Стоит мне дернуть Вселенную за рукав, это вызывает волну. Другими словами, переместившись, я вызываю цепную реакцию среди своих копий. Мы всегда совершаем разный выбор и получаем разные последствия, но не во всех Вселенных этот выбор возможен. И там нас быть попросту не должно.
— А можете объяснить это еще проще, — попросил Вэйдун Хан.
— Это будет уже грубо, — предупредила Мейли Юн, но, если хотите. — Представьте себе, что вы бросили стаканчик из-под кофе не в урну, а на пол.
Секунду назад перед вами была неопределенность: сделать то или иное действие. Но вы сделали так, как я упомянула.
Формально вы переместились из Вселенной, в которой стаканчик находится в урне, во Вселенную, где он лежит на полу. Миллионы людей в вашем мире сделают то же самое, и две описываемые реальности радикально разойдутся. Пока они не очень отличаются друг от друга, но и расхождения еще не велики. Каждую секунду миры будут отдаляться все дальше и дальше. В одном больше не нужны будут урны, а в другом возникнут проблемы с порядком и, в конце концов, лейтенанта, убирающего за собой мусор, больше не станет. Вы сместитесь в ту часть мультиверса, где просто не существует подобных вариантов.
— Что же произойдет со мной на физическом уровне? — спросил Вэйдун Хан.
— Я не знаю, — ответила Мэй, — может быть, вас собьет автобус, а, может, вы просто исчезнете.
— И вам это не интересно? — Удивился Вэйдун Хан.
— Нет, — коротко ответила Мейли Юн. — Мне интересно другое.
Вы замечали, лейтенант Хан, кто уходит из вашей жизни? Это преступники, наркоманы и пьяницы или ваши друзья и хорошие знакомые? Потому что, если это хорошие люди, значит вы движетесь не туда. «Хорошие люди», разумеется, это условное понятие, перемещаются в одном направлении, а мерзавцы и негодяи — в обратном.
— Я служу в полиции, — заметил лейтенант Хан, — и по долгу службы общаюсь с преступниками. Иногда наблюдаю их гибель.
— Ну, это логично, — согласилась Мейли Юн. — Когда вы движетесь по дороге, то чаще попадаются встречные автомобили, едущие в противоположном от вас направлении. Так должно быть и в жизни. Мы чаще сталкиваемся с неприятными людьми, и именно поэтому нам так хорошо проводить время с друзьями.
«Которых у вас нет в этой реальности», — подумал Вэйдун Хан.
От возникшей догадки у него нестерпимо засосало под ложечкой. Полицейский сдержал, чуть было не слетевший с языка вопрос, и как будто положил его в карман. Остыть. До следующего разговора.
|
|
