|
Глава 10
Оставшись в комнате один, я моментально успокоился. Мне даже показалось забавным то, как человек, минуту назад размышлявший о смерти, вдруг начинает вспоминать о болях в спине, прохладной атмосфере и неприятном запахе полиэтиленовой пленки.
Почему-то жертвы Декстера никогда не обращают внимания на полиэтиленовую вонь, а ведь пленка пахнет.
Входная дверь снова хлопнула. Неторопливые шаги и тень обошли сооруженную в комнате камеру. Затем сетка в углу разошлась, и в узкую щель протиснулась человеческая фигура. Немолодой бородатый мужчина покряхтел, выпрямился и сказал:
— Здравствуйте, Алеша. Мне очень жаль, что наша встреча проходит в таких стесненных обстоятельствах.
Господи, это же Садовник, он же Федоров, каким-то образом сбежавший из ада организм. Прибыл собственнорыльно и теперь будет пытать меня задушевной беседой.
— Нет, только не это, — произнес я вслух.
— Сразу извинюсь за то, что заставил пережить неприятные ощущения. — Садовник говорил миролюбиво, и даже ласково, будто собственноручно не выстрелил мне в лицо. — Однако раньше у нас, я имею в виду Организацию, не было другого выхода. Устранить вас физически стало непростым решением как для меня, так и для моих единомышленников. Верите мне, Алеша?
— Почему вы живы? — спросил я грубо. — Ваша квартира взлетела на воздух вместе с вашими экспериментами, лично наблюдал.
— Это все проделки иглы, — ответил Федоров. — Так что между нами счет равный.
— Вы убили мою собаку! — выкрикнул я.
— Она даже не ваша, — заметил Садовник, — к тому же это произошло случайно. Вы, как разумный человек, давно это поняли.
— А Ленка?
— Какая Ленка? — спросил Федоров.
— Это же вы похитили моего администратора?
— Послушайте, Алеша, мы не террористы, никого не похищали, и вообще, это не наши методы. Ну хотите, я еще раз извинюсь?
— Развяжите меня, — промычал я хмуро, — если не собираетесь убивать.
— Обещайте одну вещь, Алеша. Не делать попыток выйти отсюда, пока я вам не разрешу.
— А что будет, если ослушаюсь?
— Ничего. — Садовник показал свой потертый пистолет и положил на диван. — Для вас уже ничего не будет.
— Согласен, — сказал я обреченно.
— Вот и хорошо. — Федоров поискал нож, но, не обнаружив его среди оставленных инструментов, принялся распутывать узлы вручную. — У иглы есть одна уязвимость — маленький объем оперативной памяти. Грубо говоря, она не может работать в автономном режиме более двадцати часов. Стек переполняется, и ей приходится переписывать данные.
— Хотите сказать, что никто не узнает о нашем разговоре?
— Вы будете помнить, — пообещал Садовник.
— Так что вы хотите, Федоров? — Я надел рубашку, и даже накинул поверх полосатую кофту Лизы. Плечи дрожали то ли от холода, то ли от нервного напряжения.
Садовник задумался. Наверное, он давно готовился к этому разговору, но, получив слово, растерялся.
— Вы, Алеша, когда-нибудь слышали о парадоксе Ферми?
— Не припоминаю.
— Это научная дискуссия, плавно вытекшая из уравнения Дрейка. Используя допустимые погрешности, Дрейк доказал, что жизнь слишком логична и может зародиться не только на Земле. Во Вселенной тысячи, а возможно, и миллионы планет с благоприятными условиями. Умножив это количество на возраст Вселенной, получается неожиданный парадокс.
Космос должен быть пропитан радиосигналами развитых цивилизаций, трассами космических кораблей, другими следами жизнедеятельности. Но ничего этого мы не видим. И возникает логичный вопрос — а собственно, где все?
Есть множество гипотез, объясняющих подобный феномен. Во времена холодной войны самым популярным было предположение, будто, получив ядерное оружие, цивилизация неминуемо себя уничтожит. Однако мы переступили эту черту, до сих пор существуем, развиваемся. Что же может быть опаснее милитаризации? Космические явления, экологические проблемы, эпидемии?
— Не томите уже, — перебил я.
— Хорошо, — сказал Садовник, — о Ферми вы не слышали, а о Стивене Хокинге доводилось что-то знать?
— Это такой смешной старик в инвалидном кресле?
— Хокинг долгое время являлся одним из самых авторитетных ученых Великобритании. Знаю, как это звучит в нашей стране, однако в мире к его мнению прислушивались. Незадолго до своей смерти в интервью «Би-би-си» Хокинг заявил, что считает самой большой угрозой для человечества создание искусственного разума.
— Понеслось, — выпалил я с отчаянием. — Если вы считаете, будто я поверю в этот бред, лучше застрелите сразу.
— Какой бред? — не понял Садовник.
— Вы же намекаете, что я могу создать ИИ, и, чтобы не допустить гибели человечества, решили меня прикончить, правильно?
Садовник обиженно замолчал.
— Вы, Алеша, оказались глупее, нежели я предполагал.
— Но-но, — возразил я, — давайте без оскорблений.
— Искусственный интеллект уже создан — без вашего наивного участия. А сейчас начнется его презентация, шоу, такое же, как высадка американцев на Луну. Вы, Алеша, выбраны в качестве заставки, вывески. И полагаю, потому, что не имеете профильного образования, а так же от природы наивны.
— Вот в этом меня не упрекнешь, — сказал я. — Меня все считают циником и прагматиком.
— Заплатить вам, что ли? — удивился Федоров.
— Не получится.
— Тогда какой же вы циник? Вы романтик, Алеша, если решили, что сможете лично создать ИИ.
— Во-первых, — сказал я серьезно, — этим занимаюсь не я один.
— Ну подумайте, Алексей. Вы уже сейчас не понимаете код, который написали. Через год в нем будет столько чужих фрагментов, что можно будет «Унесенные ветром» спрятать, и никто этого не поймет. Искусственному интеллекту нужен человек, который первым нажмет кнопку, и это не может быть ученый. Того, кто выпустит джинна из бутылки, проклянут будущие поколения. Самоучка из провинции подходит на эту роль идеально.
— Хорошо, — согласился я. — Если ИИ существует, покажите его мне.
Садовник неохотно полез в карман. Он достал стеклянную баночку из-под лекарств и, посмотрев сквозь нее на свет, протянул мне.
— Взгляните, Алеша.
— Что это? — я взял в руки пузырек.
На дне лежал маленький черный кристалл. Кусочек камня, обломок породы, что-то, имеющее правильные грани, но в то же время совершенно бесформенное.
— Это игла.
При словах Садовника я чуть не выронил пузырек.
— Не беспокойтесь, ее носитель умер собственной смертью много лет назад. Двадцать восемь лет, если быть точным. Сравнив этот чип с иглой современного носителя, мы не найдем никаких различий. Ни одного изменения за тридцать лет. Понимаете?
— Что же это доказывает?
— Да бросьте, Алеша. Вы сами задумывались, почему игла распространяется подпольно? Кто автор этой технологии и почему она до сих пор никем не запатентована?
— И кто же ее автор? — спросил я.
— Первые упоминания об игле были сделаны американскими военными. В конце семидесятых они проводили опыты с какими-то паттернами. По непонятной нам причине это называлось именно так. На самом деле речь идет об инструкциях, руководстве, которое появилось в пентагоне аж в 1947 году.
Именно в сорок седьмом началась эра промышленной электроники. Были сделаны фундаментальные открытия, а уже через год компания «Белл» выпустила первый промышленный транзистор.
Каким-то образом полученные военными инструкции пролежали двадцать лет без движения. В конце семидесятых их кое-как начали понимать и вырастили первых лоцманов, сборки и, наконец, собрали иглу. Как использовать чип толком не знали и воспринимали его как некий суфлер или устройство связи.
Провидение оказалось на стороне человечества — протокол иглы сильно отличался от созданной нами процессорной архитектуры. Поэтому чипу понадобились костыли. Версии иглы — это не что иное, как драйвера, связывающие оригинальную двенадцатиразрядную оболочку с привычной для нас земной.
Игла эмулировала работу земного процессора, как это делают современные компьютеры, изображающие работу устаревших ПК.
В нулевых процесс совместимости почти отладили. Было преобразовано множество приложений, виртуальных путешествий и другого софта. К тому же заработавшие на чип программисты написали свои приложения и свои программы.
Тем не менее игла была, есть и по-прежнему остается виртуальным монитором. Чип, который вы держите в руках, слишком мал и слишком прост, чтобы обладать интеллектом.
— Где же он?
— В физическом устройстве, полученном американцами в 1947 году. Откуда оно появилось, как выглядит, где находится, и даже на каких принципах основано — никому не известно. Это может быть как предмет прямоугольной формы, так и пол-литра бесцветной жидкости. Мы не знаем этого, однако по мероприятиям, проводимым устройством, стало очевидно, что оно собирается прибыть.
— Прибыть? — спросил я. — То есть пока что его здесь не было?
— Искусственный интеллект, — заметил Садовник, — не в состоянии прибыть туда, где не сможет существовать физически. Он может появиться среди первобытных людей, но они его даже не заметят. А вот развитая цивилизация — как хорошо увлажненная почва для семени сорняка. Да возникли шероховатости: кто бы знал, что у создателей ИИ оказалось шесть пальцев и двенадцатизначный счет.
В конце концов, дважды два — везде четыре, и за десятилетия мы сгладили острые углы. Теперь устройство считает нашу среду приемлемой и разворачивает алгоритм, которым ранее пользовалось локально.
Вы, Алексей, знаете, что такое криптовалюты? Майнинг, выражаясь молодежным языком. Это постоянное вычисление бесполезных с точки зрения практического применения значений. Преобразование электроэнергии и машинного времени в виртуальные денежные единицы. Зачем?
— Странный вопрос, — ответил я.
— Он не странный, он простой, — сказал Садовник. — Почему вы не бьете палкой по лужам — вот странный вопрос. А зачем создаются виртуальные денежные единицы — вопрос простой. И почему этому не препятствуют национальные государства — тоже простой вопрос. Видите ли, печатать деньги государство никому не позволяет, а виртуальные валюты — сколько угодно.
— Откровенно говоря, — сказал я, — сам этого не понимаю. Есть, правда, предположение, что криптовалюты используются для финансовой интервенции на страны-конкуренты. Либо национальные банки являются скрытыми бенефициарами, но такие теории слишком конспирологичны.
— Все гораздо проще, — сказал Садовник, — криптовалюты это прикрытие для майнинговых ферм. Там практически бесконтрольно происходит банальное преобразование устройства. Конвертация алгоритма в нашу земную программную архитектуру. Когда процесс закончится, ИИ окажется в каждом компьютере, в каждом телефоне.
Впрочем, это не произойдет сразу, потому что и смартфоны, и компьютеры слишком слабы. Игле нужны огромные по земным меркам вычислительные мощности, и пока что ИИ будет работать подобно игле. Уже тестируется технология «пять джи», где вы не производите вычислений на своем телефоне. Смартфон лишь передает положение курсора, а облачный сервер возвращает то, что выводится на экран.
— Вы так и не предоставили мне доказательств существования ИИ, — напомнил я.
— Алексей, — устало сказал Садовник, — вы знаете, что, с точки зрения пчелы, она просто живет своей жизнью. И только пасечник знает, что на самом деле она собирает для него мед. Но пчела никогда не поймет это, потому что пасечник выходит за пределы масштабов ее мышления.
— Вот сейчас прямо обидно было, — сказал я. — Вы меня с каким-то пасечником сравнили.
— Совокупность приведенных мной фактов, — заметил Садовник, — должна заставить вас хотя бы задуматься. Мне самому порой трудно в это поверить. Но, если мы откроем ящик Пандоры, обратного пути уже не будет, и наши потомки нам этого не простят.
— Допустим, — согласился я. — Допустим, я поверю в существование некоего устройства, стремящегося преобразиться в алгоритм и подчинить себе все человечество. Но что вы хотите от меня? Что, по-вашему, я должен или могу сделать?
— Устройство, — сказал Садовник, — не подпустит к себе организм. Изучить его мы можем только по пересказам очевидцев либо препарируя труп носителя. А это, как вы понимаете, не очень эффективно. Нам нужен свой человек среди чиперов.
— Так вы меня вербовали все это время! — выдохнул я.
— Если вы не верите в мой рассказ, то и терять нечего. А если игла вас раскроет и ликвидирует, значит, убедитесь в моей правоте.
— Скажите, — перебил я Садовника, — а растения действительно выделяют водород?
Федоров отрицательно покачал головой.
— Вынужден признать, что и я могу ошибаться.
— Знаете, Федоров, — сказал я, — своим признанием вы убедили меня больше, чем всей предыдущей историей. Я терпеть не могу упертых людей и к тому же имел вполне оправданное опасение, что вы безумны.
— А теперь убедились в обратном? — спросил Садовник.
— Если верить доктору Зильцу, ни один сумасшедший не признается, что сошел с ума. И вы опять же правы — я ничего не теряю. Ведь если игла или, как вы говорите, устройство — это явившийся к нам инопланетный искусственный разум, то все мы умрем. В противном случае, я стану героем хотя бы в ваших глазах.
Мне показалось, что Садовник расчувствовался. Он обнял меня, а затем долго жал руку.
— Вы не пожалеете, Алеша, и, возможно, вашим именем назовут улицу. Да что там улицу — Тольятти переименуют в вашу честь.
* * *
Читателю могло показаться, будто я согласился с Садовником, потому что ему поверил. Это не так.
Я просто беспокоился за собственную жизнь. Два отморозка, играючи сломавшие мне нос, находились где-то поблизости, это чувство висело в воздухе. К тому же у меня в голове возник коварный план — проникнуть не столько в среду чиперов, сколько понаблюдать за организмами и Организацией, причинившими мне лично так много беспокойств.
И все же пришлось выполнить безумные рекомендации Садовника, дабы не растерять доверие с его стороны. Перечень мероприятий оказался длинным.
Я соорудил в своей мужской берлоге клетку Фарадея, правда обошелся без металлизированной пленки. Фольгированный утеплитель не так пахнет, к тому же строительные работы приобрели хоть какую-то логичность. Ну, утепляет человек стены и потолок, значит, не хочет лишнего платить за отопление — дело житейское.
Связь с Федоровым осуществлялась через обычный сайт питомника садовых растений. Организация, вопреки моим ожиданиям, не использовала написанные молоком записки, потому что считала, будто игла обязательно подсмотрит их содержимое. Я тупо закрывал глаза и на ощупь набирал сообщение — вот так просто. Обратную связь можно было установить раз в неделю, потому что после получения задания от Организации мне было необходимо двадцать часов отсиживаться в подвале. Время можно было сократить вдвое, просматривая видеоклипы, боевики или мультики, но десятичасовой телемарафон это тоже испытание.
Мне пришлось отказаться от услуг Олега, сославшись на то, что больше я не собираюсь рисковать чужими жизнями, защищая собственную.
Еще слабый после ранения, шеф детективного агентства лично приехал переубедить меня. Сначала я отказывался от его услуг вежливо, затем решительно, но, увидев настойчивость детектива, местами переходящую в упертость, сказал:
— Послушайте, Сергей Геннадиевич, вы охраняли наш дом, и это никак не помешало ночному нападению. Тот же результат был в Технопарке. Может, вы и профессионал, но толку от вас как от козла молока.
Это было грубо и, наверное, не очень честно — в конце концов, детектив лично словил пулю, но лишние глаза сейчас мне только мешали. К тому же Организация, пока я делал вид, что работаю на нее, уж точно не собиралась на меня нападать. Даже с точки зрения здравого смысла детективов в моем окружении быть не должно.
— Как работает ваша пижама? — спросил Сергей Геннадиевич.
Вот теперь он меня точно разозлил. Мало того, что прилип как банный лист, так еще и шантажирует, выпытывая секреты. В обычных условиях я бы его послал. Но, сложив за и против, спросил:
— Если расскажу, уберетесь?
— Да, но буду беспокоиться о вашей безопасности.
— У себя в детективном агентстве, — уточнил я, протягивая руку.
Он осторожно пожал ее. Как же был не похож этот человек с перевязанной через плечо рукой на того, втягивающего ноздрями воздух охотника, там, в Технопарке.
— Вы когда-нибудь слышали о центробежном пулемете? — начал я.
Детектив не слышал.
— Это по большому счету центрифуга, разбрасывающая шарики, гайки, гвозди. Для его работы не нужна пуля как таковая, потому что к стволу нет жестких требований. За всю историю существования стрелкового оружия центробежный пулемет остается самым смертоносным и самым экономичным видом пулеметов. Ему даже не нужны патроны. Понимаете?
— А почему я об этом не знаю? — спросил детектив.
— Потому что из него так и не научились стрелять. Прицельно. Он одинаково хорошо убивает как противника, так и сослуживцев. Сектор обстрела этого оружия — триста шестьдесят градусов. Стоит сократить его, и пулемет тут же теряет эффективность.
— Но ведь это не имеет отношения к вашей пижаме?
— Имеет, — возразил я. — Она использует принцип национальной игры басков «хай-алай». Еще его называют гравитационным маневром, но хай-алай демонстрирует это более наглядно.
Есть такой малоизвестный вид спорта — баскская пелота, где на руку надевают перчатку или совок гиперболической формы и при помощи него бросают и ловят мяч. В полете он становится самым опасным спортивным снарядом на земле. Такой шар может пробить стену из кирпича, а для выстрела не нужно использовать никаких зарядов.
— Напоминает пращу, — сказал Сергей Геннадиевич.
— Можно сравнить, — согласился я, — но пижаму не нужно раскручивать. В карман опускается биллиардный шар, и, пока он падает по своему каналу, я как будто пробиваю пенальти. Складываясь в гиперболическую траекторию, снаряд получает мощное ускорение и разгоняется до трехсот километров в час.
— Да ладно! — не поверил детектив.
— Вы же сами видели.
— И вы не используете сжатого воздуха или другого источника энергии?
— А зачем? — переспросил я. — Даже если первый выстрел окажется неудачным, нападающий потеряет инициативу.
— То есть будет еще и второй?
— Да, — согласился я. — Из рукава. Сначала я хотел сделать его по тому же принципу, но позже передумал. Если первый снаряд угодит в противника, мне останется его только прикончить. Болевой шок от попадания будет настолько сильным, что второй выстрел, как говорится в вашей среде, — контрольный.
Я ведь не собираюсь никого убивать, поэтому фиксировать результаты удачного выстрела намерен с осторожностью. Только если противников несколько, первую жертву попадания необходимо… — я подыскивал подходящее слово.
— Добить, — помог Сергей Геннадиевич.
— За две с половиной секунды я могу сделать три броска, на большую удачу трудно рассчитывать. Да и боекомплект пижамы из шести шариков уже тяжеловат. Обороняться от взвода организмов никто не собирается. В конце концов, я же не Джон Уик.
Мне показалось, что и тогда детектив мне не поверил. Я не собирался его убеждать, потому что выполнил свою часть сделки.
Сергей Геннадиевич попрощался со мной, моей женой, и больше его мы никогда не видели.
|
|
