|
Глава 6
В комнате занятий меня встретили: Садовник, профессор Тропак, доктор Слуцкая, Шивон и писатель Рассказов.
— А где остальные? — спросил я с порога.
— Остальных сегодня не будет, — ответил Федоров. — А зачем они вам Алеша?
— Я даже не познакомился с вашим юным гением, Дениской, — заметил я.
— Наши занятия, носят тематический характер, — продолжил разъяснения, Садовник. — Если консультант выпадает из темы — его присутствие не обязательно. Дежуров философию не переваривает, а малой до нее, еще не дорос.
— Так о чем будем говорить сегодня?
— О вас Алеша, о вашей встрече с устройством и ее откровении.
— Тогда мое присутствие нарратив, — улыбнулся я, вложив в голос как можно больше иронии, но лица сидящих остались скорбными.
— Откровенно говоря, — сказал Тропак, — мы уже на кварки разложили ваш опус и я оппонирую — разбирать его заново.
— Это будет интересно, — Заметил Рассказов. — Выслушать мнение автора.
— Он же сам написал, что ничего не понял, — огрызнулся профессор.
— Не ссорьтесь господа, — прервал дискуссию Федоров. — Пусть Алеша сам прочитает диалог с Ленкой и выскажет собственные суждения.
Он протянул мне распечатку и попросил:
— Выделенный абзац.
Я не стал кокетничать и, кашлянув в кулак, продекламировал:
— Равенство это баланс, тождество двух зеркальных конструкций. Счастье, по-вашему, или смерть. Обнуление длительных вычислений, которые вы, люди, принимаете за боль. И та и другая сторона хотят сравняться — это желание, стремление, любовь, ненависть.
Каждый раз система усложняется, выбрасывая ветки времени и пространства. Мир вырастает на очередной фрактал и сравнивает себя со своей противоположностью. Это порождает новое стремление, такой своего рода вселенский зуд, желание прийти в гармонию. Но флуктуация лишь производит новый хаос, который впоследствии породит еще больший.
Результата этого процесса мы не увидим никогда, потому что чем больше Вселенная желает умереть — прийти в состояние покоя — тем больше она производит хаоса. Вот как-то так устроена жизнь.
Когда я закончил Тропак одиноко зааплодировал.
— Вы ведь Алексей, записывали этот диалог позже. Может быть, что-то извратили, добавили, перенесли?
— Возможно, — ответил я.
Как мы можем доверять, словам, если они вами — были не поняты.
— У меня хорошая память, — возразил я.
— А еще он спал с Богом, — на распев сказала Шивон.
Тропака передернула гримаса отвращения и резко подняв руки вверх профессор признался:
— Я, пожалуй, помолчу. Пытайте…
— Понимаете Алеша, — вкрадчиво начал Садовник. — То, что сказала Ленка — может быть откровением. Основой, поняв которую мы создадим оружие против ИИ.
Ваш разговор, единственный документ дружеского общения землянина и пришельца. Мы просто обязаны его понять.
Разбирая ваши записки, мы в первую очередь пытались разгадать, как Ленка восприняла фундаментальные основы — нашей, человеческой психики? Какие струны она нашла в нашей душе и на каких собиралась играть.
— И что вы обнаружили?
— Упрощение, — ответил Садовник. — Ленка как нам кажется, добралась до основ нашей сущности и как машина выстроила иерархию подмен.
Заметьте, она использует слова, такие как флуктуация и счастье, равновесие и смерь, как будто смешивая в кашу все физические и нравственные понятия. Но, если вдуматься это одно и то же.
— Объясните проще, — попросил я.
Услышав мои слова, Тропак разочарованно вздохнул, а Садовник продолжил:
— Знаете Алеша, почему я не верю в Бога? В Бога, которого преподносят нам религии и конфессии?
— Почему?
— Потому что в их представлении — это высшее существо. Нечто высокоразвитое, технологичное и могущественное, создавшее упрощенных нас и банальный мир вокруг.
Это противоречит моим наблюдениям. В природе все наоборот. Простые кварки объединились в атомы, те в свою очередь в молекулы, а последние создали колонии клеток. Принцип усложнения действует миллиарды лет, видоизменяется, но никогда не дает сбой, понимаете?
Я согласно кивнул.
— К сожалению, — продолжил Федоров, мы утратили способность понимать процессы после их изменений. Как бы это понятнее объяснить?
Садовник задумался.
— Вы наверняка знаете Алеша, что все живое на Земле имеет цель — выжить. Это важнейшее правило, которому подчиняются любые организмы. Теперь представьте, что в семье родился ребенок. Предположим, будто ему — грозит опасность. Родители станут защищать потомство, даже если это угрожает их собственной жизни. Почему? Нарушено ли приоритетное правило? Сам же отвечу что: Нет.
Родители знают, что рано или поздно — их жизни придет конец, может быть не осознано, на уровне интуитивного понимания, отец и мать будут оберегать жизнь ребенка, так как считают, его существование продолжением части себя. Защищая дитя, они стараются избежать смерти, хотя при этом, сами могут пострадать.
Если мы посмотрим, откуда пришел этот видоизмененный принцип, то обнаружим почвенную бактерию Субтилис, где часть колонии приносит себя в жертву, чтобы сохранить вид. Заметьте, бактерия, скорее всего, не осознает себя личностью и не считает, будто она сохранится в потомках, но механизм, однажды закрепленный в эволюционном процессе остался, видоизменился, и продолжает работать.
— Люблю циничные рассуждения, — похвалил я.
Именно циничность в понимании наших первородных грехов, позволяет сделать вывод: Мы пытаемся выжить, а Ленка всего лишь добивается поставленной цели и ей наплевать — на наши жизни. Она прекрасно понимает дерево целей и использует его против нас.
— Как же вам удалось понять, то, что думает Ленка? — спросил я.
— Мы рассуждаем как она, — заметил Федоров, — ведь ее природа подчиняется — тем же принципам.
— Продолжайте, — попросил я.
— Алеша, вы человек, организм и главная ваша цель выжить. Это приоритетная задача, которую вы будете выполнять.
— Но как же суицидники? — возмутился я.
— Я только что рассказывал об этом, — заметил Садовник, — Инстинкт самосохранения может приобретать и социальные оттенки. К тому же если мы говорим о суициде, то речь идет скорее о прекращении страданий.
— Так вы определитесь, — спросил я. — О сохранении жизни или о прекращении страданий?
— Вы оба частично правы, — вступила в разговор доктор Слуцкая. — Постановка цели очень механистическая, но причины взяты вами с потолка. Потому что сохранение жизни стимулирует выработку серотонина, а страдания — приводят к избытку кортизола. И если вы понимаете разницу между избытком и не достатком, то поймете, что я имею в виду.
В комнате повисла тишина.
— Что? — спросил я. — Что вы смотрите?
— Человеку необходим серотонин, — устало сказал Тропак. — Это гормон, сродни наркотику за выработку которого мы боремся на протяжении жизни. Но к его недостатку можно привыкнуть, а вот к переизбытку кортизола — нет.
Существует легенда, о козлике которого привязали рядом с волком. После продолжительных мучений он умер, потому, что мозг изнурил себя постоянным стрессом. Понимаете Левин?
— Да, — согласился я. Будь у козла пистолет, он бы застрелился.
— Основной инстинкт, мужчины и женщины, — подала голос Шивон, — Вовсе не сохранить жизнь и не избежать боли. Любовь — вот что ищет каждый из нас. Без нее жизнь бессмысленна, а за нее можно терпеть — любую боль.
— Это уже группа дофаминов, — сказала Слуцкая, — удовольствие, от которого невозможно отказаться.
— Но если соблюдать иерархию, — заметил Садовник, — то любовь является скрытым инстинктом самосохранения. Хотя бы по тому, что одноклеточные — не умеют любить, в привычном для нас понимании.
— Разумеется, — согласилась Шивон, — искусство доступно ценителю и чем тоньше нить, тем восхитительнее шелк.
— Значит вы согласны, что любовь не является первородным инстинктом? — спросил Садовник.
— Вы сами сказали о преображении, — заметила Шивон, — сегодня любовь, важнее жизни.
— Просто сегодня мы не убегаем от хищников, — возразила Слуцкая. — Добиваться выработки дофаминов, проще лайкая губастых телочек, серотонина — демонстрируя Айпод, а про кортизол офисная молодежь и не знает.
— Господа, господа, — прервал дискуссию Рассказов. — Давайте вернемся к Ленке.
— Мы уже решили, — продолжил Садовник, косясь на Тропака — и даже пришли к согласию, что изначальным посылом флуктуации был дисбаланс.
Садовник прошел к доске и, взяв маркер, написал в левом верх угла цифру ноль.
— Мировое научное сообщество уже несколько столетий и изучает микромир. И чем дальше мы продвигаемся в познаниях, чем глубже погружаемся в исследования, тем сложнее нам становится понять его законы. Не находите в этом оксюморон, Алеша? Мир должен становится проще, а этого не происходит.
Да, ученые научились описывать происходящие процессы при помощи математических формул, но это сложные вычисления, а когда родилась вселенная — она обязана быть простой. Ведь мы отматываем события назад, как если бы смотрели семейный альбом. Вот мы сейчас: умудренные опытом и сединами, двадцать лет назад, всего лишь студенты, тридцать школьники, а сорок — начинаем учиться ходить и разговаривать. Если открыть дневник вселенной на первой странице, что мы там обязаны увидеть?
Садовник показал пальцем в доску:
— Как вы считаете что это?
— Ноль. — Ответил я не уверенно, — Или буква О.
— А другими словами?
— Ничего, — подумав, добавил я.
— Пустота, отсутствие чего бы то ни было. — Продолжил Садовник. — Первородный эфир, реальность до сотворения мира, или вселенная — до большого взрыва.
Последнюю фразу Садовник сказал с мягкой издевкой, бросив пренебрежительный взгляд на Тропака. Под написанным на доске кружочком Садовник написал новую строчку: «1-1».
— А это что по-вашему?
И не ожидая ответа, тут же дописал: «=0».
— То же ноль. Перенесем минус один в правую часть равенства и получим….
На доске возникла новая строчка: «1=-(-1)».
— Один равно одному Алеша, хотя это всего лишь ноль. А выражаясь Ленкиным красноречием — смерь, не так ли? Вот по большому счету, с чего началась реальность и к чему стремится наша природа.
— У Омара Хайяма есть такие строки, — сказал Рассказов: «Цель природы, стремится к повторению».
— Если быть точным, — возразил Тропак, — то это слова Анатолия Наймана, и звучали несколько иначе: «Цель времени — повторение».
— Да, какая разница? — возмутился Садовник. — Главное, что полное повторение приведет к гибели, ведь мы можем без труда сократить единички, оставив ноль. Однако, по словам Ленки этого не происходит потому, что флуктуации порождают больший хаос.
— Но откуда берутся флуктуации и что это такое? — спросил я.
Вместо ответа, Садовник дописал на доске несколько строк.
«1+1+1=3»
«2+2+2=2*3»
— Я сократил минус, чтобы нам было легче разговаривать, но математическая суть от этого не искажена.
Сейчас вы видите результат моих вычислений, и автором флуктуаций является ваш покорный слуга. Однако я мог бы изобразить более ветвистые расчеты, продифференцировать, проинтегрировать или прологарифмировать. Не смотря на то, что точным математическим результатом всегда будет ноль, левые и правые части этого уравнения уже не одинаковы. Другими словами — уже возник дисбаланс. По количеству чисел, месту занимаемому на доске, красоте написанных символов и расходу чернил в маркере.
Что произойдет, если я сотру написанное? Это исчезнет или будет существовать где-то еще? А может, эти вычисления уже существовали задолго до того как я их написал?
Помните в нашу первую встречу, я говорил, что нет ни пространства, ни времени и эти измерения абстракты?
Так вот, по мнению моих единомышленников, наша реальность возникла не в результате большого взрыва….
При этих словах Тропак демонстративно закатил глаза.
— Наша реальность, — продолжил Садовник, — произошла из жуткой неопределенности, которая подобно реликтовому излучению сохранилась до сих пор.
Чтобы понять, это, необходимо вспомнить, что такое волновая функция. Или вооружиться более популярным принципом суперпозиции, описанном в мысленном эксперименте Шредингера. Я напомню его Алеша:
Посадим кота в сейф вместе с адской машиной, защищённой от кота. В счётчик Гейгера положена крупинка радиоактивного вещества, столь малая, что за час может распасться один из атомов, но этого может и не произойти. Если атом распадается, счётчик через реле приведёт в действие устройство, которое разобьёт колбу с ядом. Предоставив эту систему самой себе в течение часа, мы скажем, что кот ещё жив, если за это время не распался ни один атом. Первый же распад привёл бы к отравлению кота. Волновая функция всей системы выразилась бы тем, что кот одновременно и жив, и мертв.
Шредингер тогда заключил, что нельзя считать, будто реальность «размазана» в соответствии с волновой функцией. Но, мы не Шредингер, можем рассуждать дальше и продолжить этот мысленный эксперимент.
Какова вероятность, что кот окажется жив в первые мгновения эксперимента? Очевидно, выше, чем, если мы доведем его до конца. А если продлить его на сутки, месяц или на миллиарды лет? Рано или поздно атом распадется, и яд убьёт бедное животное, что приведет систему в состояние определенности. То есть, если в процессе эксперимента мы откроем сейф и увидим живого кота, то в следующий раз можем обнаружить его в любом из состояний. Но если кот будет мертв, то он не станет живым, сколько бы раз мы не открывали дверь.
Чудовищно упростив вышесказанное, резюмирую: существует два условия для смены суперпозиции - это время и смена состояния на устойчивое.
Как утверждает официальная наука, за мгновение до большого взрыва вселенная была сжата до размеров футбольного мяча. Дальше произвести расчеты не удалось. Но все планеты, миллиарды звезд и галактик, все видимое вещество и темная материя были находились в размерах точки, которая не превышает элементарной частицы. После чего произошло медленное расширение. Очень медленное, так как материя во вселенной распределилась равномерно. В ученой среде даже есть специальная теория «инфляции большого взрыва».
Это лишь доказывает, что вещество, время и энергия существовали ранее, и большой взрыв не может являться началом или рождением вселенной.
Но, неопределенность, — Садовник сделал торжественную паузу, — может.
Именно тьма или неопределенность: дала шанс, пусть ускользающее малый, на то что наша реальность могла состояться. Сейчас речь не о нас с вами и даже не об элементарных частицах. Мы говорим лишь о том, что у неопределенности должно быть дно, изнанка. Ее гипотетическое наличие, такое же неотвратимое — как смерь кота в эксперименте Шредингера.
— Вам не кажется, — осторожно возразил я, — что ваши рассуждения несколько притянуты за уши? Как рассказы Мюнхгаузена, когда он вытянул себя и лошадь из болота.
— По другому, быть просто не может, — не смутившись ответил Садовник.
Рассудите сами, если бы наш книжный герой не вытащил себя и лошадь из болота, а утонул? Если бы он погиб при попытке вскочить на пушечное ядро или любым другим описанным им образом. Это была бы отвратительная сказка, и никто не стал бы её читать, а тем более печатать. Но мы знаем и любим Мюнхгаузена, а, следовательно, он вытащил себя из болота, потому что любое другое развитие событий не дает нам возможности узнать о нем.
— Хорошо, допустим, — согласился я. — И на что же похожа вселенная, в которой ничего нет?
Федоров почесал лоб и неторопливо ответил:
— На мерцание. Реальности нет, реальность есть, реальности нет, снова есть и так далее. В ней присутствуют два устойчивых состояния, потому что одно состояние фиксируем мы, а второе — попросту некому. И, тем не менее, оно важно, по описанным выше причинам.
Это как днем, когда мы обычно бодрствуем, а ночью спим. Не смотря на то, что ночь занимает половину земных суток, наши дела, воспоминания и планы, как правило, связаны только со светлой частью суток. Упрощенно — мы можем сказать, будто ночью нас не существует. Как не будет нас существовать в комнате, где мерцает свет. Если быстро включать и выключать электричесво на периоды полной темноты, то нас не станет. Наше существование будет состоять только из отрезков света.
А теперь представьте себе, что на время выключения света, вы перестаете дышать, слышать и запоминать, в комнате перестают идти часы, и не происходит никаких значимых событий. Определить факт наличия таких пауз становится невозможно.
В эксперименте Шредингера, — хихикнул Федоров, — есть одно большое лукавство. А именно то, что профессор засовывает в коробку кота, а не лезет в нее сам. Это было бы более честно, а, самое главное, лишило бы систему независимого наблюдателя. Давайте представим, в коробке с ампулой яда сидит сам Шредингер и рассуждает: «Я жив или мертв? Если я думаю об этом, то, скорее всего, жив и буду жив всегда, потому что стоит мне умереть, и некому будет проводить этот мысленный эксперимент. Следовательно, что бы ни произошло — я всегда жив.
Если мы не замечаем тьмы, так как не можем в ней находиться, то реальность для нас нанизывается на время, подобно бусам на нитку. Рождается первая математическая операнда: сложение. Становится понятно, почему время не идет назад. В этом измерении попросту нечего вычитать, так как тьмы мы не видим по определению, а каждый следующий отрезок света прибавляется к предыдущему.
Вы уже догадались, куда я клоню?
Ленка называет неопределенность: «вселенским зудом». С его появлением некая сила пытается восстановить баланс, и либо находит решение, либо вталкивает оба варианта в реальность, а результатом этого становится новое измерение.
На самом деле, механизм создания новых измерений весьма прост, и я сейчас покажу это на примере.
Представьте себе Алеша, что вы полюбили еще одну женщину, и это стало поводом для романтической связи. Вы долго не решаетесь уйти от жены к новой пассии, и, в конце концов, последняя объявляет, что беременна. Казалось бы, ситуация может разрешиться разводом и новым бракосочетанием, но мы добавим вам нерешительности. До этого вы были только мужем, а теперь стали любовником и мужем одновременно. Вот так, в результате неопределенности, без каких-?либо энергетических затрат и внешнего воздействия, мы создали новое измерение. Обратите внимание, что новое измерение будет наследоваться бесконечно долго. Дети, внуки и правнуки, рожденные от любовницы, будут бастардами. Этот принцип, принцип наследования, распространяется на все дочерние измерения.
Вселенная до появления времени была бинарной. То есть существовали только ноль и единица, правда и ложь, свет или тьма. Но уже в линейном (дискретном) мире, где появилось время, на втором изменении, условно скажем — на второй секунде, возникло две тьмы. На третьей — два света, на четвертой — три тьмы и так далее. Реальность превратилась в числовой ряд: 0,1,2,3, а вместе с ним 0,-1,-2,-3. Потому что, был унаследован родительский дуальный принцип.
Отныне каждое следующее измерение будет содержать не только тождество, но и принцип линейности. Для следующих измерений это будет обязательным условием, но в обратную сторону схема работать не должна.
В физике, химии и психологии существуют законы сохранения энергии, массы и вещества. Но они не распространяются на время. Оно дискретно, условно линейно и никогда не идет назад. Собственно, пространство и есть время, в котором мы не видим состояния неопределенности и можем двигаться как в одну, так и в другую сторону.
В линейном мире 3=3, а 3+3=6, 6-3 тоже тождественно трем.
Вот вам и Бог Алеша, рожденный вместе с вселенной, простой и всеобъемлющий, жестокий и справедливый. Помните, я говорил, что он не может быть высокоразвитым и технологичным? Это потому что он…
Садовник задумался.
— Вездесущ. Это не олицетворяет его как старика сидящего на облаке, но если мы присваиваем знаку равенства — значение «Бог», то становится понятно, почему он не спасает неизлечимых больных и снисходительно смотрит на войны.
— Почему? — Не выдержал я.
— Потому что он не может вмешиваться. Бог лишь следит за балансом, а так как система постоянно усложняется то понятия добра и зла быстро мигрируют.
Впрочем, нет ни добра ни зла, а лишь знак плюс или минус. Если скажем, вы число со знаком плюс — то минус будет для вас злом. Но если вы минус то злом для вас является плюс, вы же понимаете.
— То есть, — перебил я Федорова, — знак минус означает концентрированное зло. Интересно как вы до этого догадались?
— Алексей, — растянул Садовник, — Ленка обладает машинной логикой, а она элементарна, но я вам уже говорил, что ни добра, ни зла в чистом виде — нет. Если мы введем в уравнение наблюдателя, разумеется появится и порок и добродетель, но нам сейчас не нужно затуманивать сознание. Я хочу максимально упростить сказанное, так чтобы вам было, проще понимать наши рассуждения. А на бытовом уровне Бог, может выглядеть как банальная зависть.
Допустим, вы увидели рекламу нового электромобиля. Вам страстно захотелось обладать этим чудом современного автопрома и вы бежите за потребительским кредитом или едете на заработки в Надым. Сбалансированная до селе система вышла из состояния покоя. А причиной этого стал владелец компании, страстно желающий яхту, как другой олигарх.
Но, давайте лучше поговорим о том, что совершенно абсолютно, и вы как программист должны меня поддержать.
Садовник сделал театральную паузу и сказал:
— False и true.
— Ложь и правда? — переспросил я.
— Конечно, — обрадовался Федоров. — Знак минус означает ложь, так же как плюс — правду. Вы знаете Алеша, что люди делятся только на две категории?
— Лгунов и нет? — ответил я вопросом.
— Я бы выразился более дипломатично. Людей умных и людей хитрых. Первые добиваются всего создавая. Вторые, обманывая первых.
Материальные блага, внимание и уважение — конечны. Вы не можете получить все богатства цивилизации, если будете их создавать. По меньшей мере, путь окажется длинным. Однако используя ложь, можно подчинить большое количество создателей и присвоить себе их активы.
Именно так поступает работодатель, присваивая добавленную стоимость. Хотя пример очень не удачный потому, что в трудовых отношениях редко присутствует ложь. А вот — политика, это классический пример. Мошенники, воры, отношения мужчин и женщин. Если вы окинете взглядом вокруг, то поймете, что это очень просто и логично.
— Знаете Федоров, я уже это понял. Работнику интернет-магазина, не нужно объяснять азы. Сам могу привести тысячи примеров, когда покупатель просто кричит: «Обманите меня!»
— Что вы имеете в виду? — Спросил Рассказов.
— Люди так привыкли к желтым ценникам — пояснил я, — что во многих «движках» магазинов уже запрашивается цена со скидкой. То есть вы не просто объявляете цену, а цену после того как ее снизили. Предыдущая цена, на витрине магазина уже зачеркнута и рассчитывается алгоритмом. Таким образом, вы размещаете товар, сразу обманывая покупателя, ведь вы не снижали цену никогда. Но таков маркетинговый дизайн и покупатель — размазывая плевок продавца по лицу, совершает покупку.
Для вас же не секрет, что продавец покупает товар дешевле, чем его продает? И покупатель это должен понимать, если не дурак. Но если он видит перед собой баннер: «Скидки более семидесяти процентов». Какая же логическая цепочка должна выстроиться в голове? Семьдесят процентов… Он серьезно, думает, что товар был наценен в три-дорого, после чего обвально подешевел и отдается за бесценок?
— В вашем опусе, — заметила доктор Слуцкая, — мы прочли популяризованные откровения доктора Зильца. В них он рассказывает о временном помешательстве, когда лобные доли головного мозга захватывает жадность. Я уточню этот механизм и скажу вам, что шопоголик и тем более любитель скидок вырабатывает дофамин в момент представления следующей сцены:
Он видит предпринимателя, неудачника — взявшего кредит и закупившего дорогие вещи. Торговля не задалась, аренда неподъёмная и он вынужден идти на отчаянные меры, чтобы выжить. Шопоголик в данной ситуации ощущает себя охотником и получить огромную скидку для него все равно, что загнать лису. Или кого там загоняли наши предки?
Суть желтого ценника не в том чтобы обмануть покупателя используя логику, а в том чтобы стимулировать выработку дофамина. Грудастая красотка на этикетке, ведь не достанется вам, если вы купите зубную щетку? Но историю с ней в постели, уже нарисовало ваше подсознание. Тоже самое, относится и к истории о семидесяти процентной скидке. Люди видят цифру, вспоминают кокой-то фильм или книгу с описанной выше историей и вырабатывается гормон. Покупатель расслабляется, совершает покупку — реально понимая, что таких скидок, конечно нет.
— А почему он не чувствует при этом унижения? — возразил я.
— Ну, вы Алеша совершено не воспринимаете продавца как человека. — Возразил Садовник. — А ведь у него, как и у вас, кстати, тоже вырабатывается дофамин. Почему вы решили, что размещая баннер со скидками и ставя цену 99,99 или обещая кэшбек — продавец не ощущает себя охотником? Он думает, что обманывает покупателя, хотя почему собственно думает. Ложь стала составной частью нашей культуры, ведь вы не чувствуете себя униженным приходя на восточный базар.
— При чем здесь базар? — Не понял я.
— Как же? — удивился Садовник. — Там придется торговаться и это неизменная часть игры. На востоке так принято. Продавец дает возможность покупателю почувствовать, что он, где то надул продавца, выбив скидку и снизив цену.
— У меня особое отношение ко лжи, — возразил я.
— Никогда не лжете? — удивилась Слуцкая.
— Пытаюсь сделать на этом деньги.
— Расскажите, — попросил Рассказов, — нам всем это будет интересно.
Я смерил присутствующих взглядом.
— Тогда мы совсем отвлечемся от темы, — предупредил я.
— Смелее, Алеша. — Поддержал Садовник.
— Хорошо, — согласился я. — В моей жизни был такой случай или инцидент. Я устроился на работу в организацию религиозных фанатиков. Если постараться быть объективным, то это была обычная бизнес структура исповедующая принципы Рональда Хабарда.
— Дианетику? — переспросил Рассказов.
— Именно, — подтвердил я. — Есть такой бизнес срез этого учения, на который я клюнул. А именно, прошел отборочный тур на соискание должности. И чем больше кандидатов я обгонял, тем милее мне становилась эта работа. Смотрите ка, — думал я, а ведь обогнал столько кандидатов, стоит ли теперь бросать? Тестирование, собеседование, экзамены — устроится в эту контору было — не просто, но как оказалось это являлось частью моего всасывания в систему. Когда я окончательно увяз то пришло понимание, что не смотря на здравые идеи Хабардистики, ее суть — выкачать из меня все возможные ресурсы.
Я что бы вы понимали, приведу пример, и хотя он не отображает сути, просто вообразите себе контору, где никто ни с кем не разговаривает. Все общаются только письменно, и каждое обращение имеет свой уникальный код.
Мне сбрасывают задание вышестоящее руководство, а я делаю тоже, самое со своими подчиненными и все это в полной тишине. Все протоколируется, документируется и подкреплено инструктивными письмами, а правила настолько строгие, что если вы прикрепите скрепку не под нужным углом, ожидайте крупный штраф.
Вообще, как только я понял, куда попал, возникла вполне закономерная идея — бежать.
И, разумеется, я так и сделал. К счастью нашлось хорошая должность в строительной компании, где меня взяли на ура. Вот, как будто ждали с распростертыми объятиями. Я, почувствовав, себя востребованным послал сектантов и сразу же вышел на работу в строительную фирму. И тут выяснилось, что директор этой компании запойный алкоголик. Причем, первые два дня от меня это тщательно скрывали, а когда дороги назад уже не было, мой шеф напился в зюзю и стал меня доставать.
Если вы не знаете, то отношение директора и экономиста, финансового директора или даже главбуха, все зависит от размера бизнеса — весьма доверительные. Экономист не может сказать своему шефу: рабочий день закончился, и я иду домой. Он обязан выслушать бизнес идеи, которые пришли директору на ум в течение дня. Давать советы, критиковать и сыпать непонятными для шефа терминами — вроде: «Преодолеем точку безубыточности, когда уровень спроса атакует уровень продаж».
Мне часто приходилось участвовать в различных мозговых штурмах, заседаниях, бизнес ужинах и даже стрелках. Но тут, я вдруг почувствовал четкую перспективу на ближайшие десять лет. Шеф будет напиваться, а мне придется его развлекать.
И тогда меня охватило отчаяние. Найти работу экономиста, крайне не просто, а дважды, подряд — это было сказочное везение. И все же я принял решение — поскорее уволиться. Чтобы сделать свой провал феерическим — я стал говорить в лицо правду — всем.
В тот момент мой директор распинал какого-то инженера, пытаясь заставить мужчину, толи увезти, то ли привезти, уже не помню. Знаю только, что в его должностные обязанности точно не входил извоз пьяного шефа вне рабочего дня. И я сказал:
— А пускай ваши холопы для нас еще и спляшут.
Очевидно, подобное обращение было для моего начальника в новинку, он как то резко протрезвел, с укором посмотрев на меня и сказал: «Нельзя так Леша с людьми».
С тех пор я говорил на работе то, что думал, а мой шеф редко приставал ко мне. Причем я частенько повторял ему: «Идите в задницу дорогой шеф, сегодня подвожу итоги за квартал и мне не до вас». Как правило, это срабатывало, но в первые два дня запоя избежать, пьяных разговоров, редко удавалось. Я выходил из положения, догоняя шефа его же коньяком. Между запоями мы были обычной строительной компанией, но раз в два месяца, я приходил на работу просто впить хорошего коньяка и говорить, то что думаю, не стесняясь в выражениях.
Именно тогда я понял, что деньги можно зарабатывать, не лебезя и не обманывая руководство, а выкладывая правду на чистоту.
— И долго вы проработали, говоря правду? — спросил Садовник.
— Четыре года, — ответил я. — После того как мы пьяные подрались с шефом, меня уволили. Но, у нас до сих пор хорошие отношения. Дом, в котором сейчас живет моя семья, построила та самая строительная компания.
Что же касается интернет торговли, то как это ни покажется странным, я всегда сообщал только правдивые сведения, даже когда занимался «Инопланетной гречкой».
— А ты добрый человек Леша? — неожиданно спросила Шивон.
— Если верить Федорову, — заметил я, — то ни добра, ни зла не существует.
— Это хороших и плохих людей не существует, — ответила девушка, — а добрый человек или злой, очень просто определить.
Ты же любишь играть, любишь игры? Карты, шахматы, монополию?
— Разумеется, — согласился я.
— Тогда ответь на вопрос. Тебе нравится выигрывать? Ты поддавался, когда-нибудь играя со своими родными, коллегами, друзьями?
— Никогда, — ответил я без паузы, — суть игры в том, чтобы выиграть, если конечно это не поддавки.
— Тогда ты не добрый человек, — сказала Шивон. — Проигрыш твоих друзей наверняка ранит душу, а ты при этом испытываешь радость от победы. Это поступок злого человека.
— Игры на то и предназначены, чтобы играть и выигрывать, — махнул я рукой, — иначе бы их не существовало.
Во время нашего диалога Тропак, нервно елозил по стулу и, не выдержав вступил в разговор:
— Может, уже вернемся к нашей проблеме?
— Мы остановились на том, — сказал Садовник, — что, в представлении Ленки мироздание напоминает математическое уравнение, а фундаментальный инструментарий — знаки и операции.
По нашим консолидированным рассуждениям, прошедшим до вашего появления Алеша. Деление — это выбор, а умножение — ну… тут все немного сложнее.
— Да что вы с ним как с маленьким, — возмутился Тропак.
— Сядьте на место, Марк Гаврилович — огрызнулся Федоров. — А если вам надоело, удалитесь к себе.
Профессор не заставил себя упрашивать. Он встал и вышел из комнаты, что-то бубня под нос.
— Давайте, отец Федор, — попросил я, — расскажите как для маленького.
При словах «отец Федор», Шивон удивленно подняла бровь.
— Мы Алеша считаем, что многочисленные деления стремятся к нулю, а значит, способствуют разрешению неопределенности. Как и люди с каждым выбором становятся ближе к своему концу.
Если помните, Ленка утверждала, что это и есть счастье или покой. Но я, в качестве примера, хочу вам привести — одного портного.
Передо мной, почему то ярко встал образ Садовника в спецовке, когда я увидел его впервые.
— Мой знакомый, — продолжил Федоров, — как то говорил, что никогда не шьет пальто. Он, то кроит, делает рукава, пришивает пуговицы, оторачивает карманы. Глядь, а пальто уже готово. Маленькие задачи не позволяют ему растеряться и делают работу спокойной и приятной.
Деление, уменьшает энтропию, приближает нас к решению, но чтобы его совершить нам приходится делать выбор.
Обратите внимание, что растения делят стебель на побеги, но никогда, ни при каких обстоятельствах не соединяются вновь. Процесс деления не обратим, и он сопровождается выбором, а выбор разрушает энтропию.
— И энтропиков, — добавил я. — Просто сейчас в голову пришло, что терпеть не могу, людей меняющих решения. Или не способных сделать выбор. А ведь в этом и заключается сущность гандурасов.
— Вы опять про своих покупателей? — спросил Федоров.
— Да, простите. — Извинился я. — Так что же, по-вашему, умножение?
— Копирование. — Ответил Садовник. — Не путать с повторением. Потому что копирование это попытка повторения, как например фруктовый сад. Если деление это образование новых ветвей на яблонях, то новые деревья, это копирование или умножение. Рождение детей, выпадение капель дождя, создание копий Рембрандта.
— А две копии одного фильма?
— Две копии одного и того же фильма будут копиями, а вот просмотр уже повторением. И заметьте, какое разочарование, если один и тот же фильм повторяется много раз.
Садовника не спеша откашлялся и продолжил:
— Давайте вернемся к флуктуациям, системе и равенству. Резюмируем так сказать, наши постулаты. Уравнение 1=1 или любое другое, каким бы сложным оно ни было сохраняет следующий принцип:
Единица видит себя в зеркале. То есть, думает, что видит себя, на самом деле — это минус один. Только с обратным знаком понимаете…?
Желание прийти в гармонию с тем, что прямо противоположно вашей сути и вызывает вселенский зуд. Вселенная, если можно так сказать, родилась по этой причине, и ее никто не создавал, потому что в этом нет необходимости.
Садовник запнулся.
Вы же понимаете, чем современный олигарх отличается от обычного работяги? — спросил он после паузы.
— Наличием денежных знаков? — переспросил я.
— Активов, недвижимости, обязательств, — которые добровольно были переданы сотнями тысяч трудящихся. Для вас, не секрет, что олигарх вовсе не гений и не пишет восхитительную музыку. Он не в состоянии произвести тысячи автомобилей или даже выковать десяток подков. Для этого нужны именно рабочие, коих с помощью лжи необходимо заставить действовать должным образом.
Приблизительно три тысячи лет назад, духовенство, а если быть точным жрецы древнего Египта уже знали этот секрет. В 1325 году до нашей эры, когда ушел из жизни фараон Египта Эхнатон из династии Атона. К управлению пришла иерархия Омона, Тутанхатон был переименован в Тутанхамона и с тех самых пор, ничего принципиально не менялось.
Алгоритм управления человеческими ресурсами заключается в следующем: Истина, о которой известно только посвященным, делиться на две части и подаётся общественности как две взаимоисключающие лжи.
В те далекие времена это были вопросы религии и загробного мира. Такие как: «Есть ли жизнь после смерти?» или «Кто настоящий из пророков: Магомет, Иисус или Будда?». Сегодня же население стало более образованным, такие вопросы канули в архаику, а их место заняли новые: «Что лучше, социализм или капитализм?» «План или рынок?»
Ведь сознайтесь, хотя бы раз в жизни пытались отстаивать точку зрения, доказывая, что структурная система лучше стихийной или наоборот.
С точки зрения математики — это глупо. План и рынок, социализм и капитализм существуют сами по себе, а сравнивая — горячее и холодное вы лишь отодвигаете на задний план вопрос:
А чем олигархи лучше вас? Да ничем. Они лишь создают ложь, по которой жители древнего Египта верили в то, что жрецы избраны Богом. Современный человек верит в то, что у него есть шанс в равной конкурентной борьбе — стать таким же олигархом. Но и это тоже ложь, потому что истина гораздо проще.
— Что вы хотите этим сказать? — не понял я.
— Олигарх, так же несчастен, как и тысячи работников, — заметил Садовник. — Он экономит на икре и шлюхах, копит на новую яхту, в то время как работяга доволен покупкой новых кроссовок. Долгожданная шаурма в подземном переходе, не может сравниться с приевшимися фуагра и карпачо? Может ли олигарх позволить себе два выходных в неделю или выбирать, с кем дружить? А на какие унижения приходится идти, чтобы сохранить свои миллионы?
Все потому, что единица равна единице, так же как триллион равен самому себе. Безжалостный знак равенства, уравнивает шансы толстосума и нищего, на счастье и боль. Разумеется, если один не вздумает завидовать другому.
Но, это все рассуждения о человеческой природе, где, по-вашему, в них Ленка?
— Где? — Переспросил я.
— В этом и суть, Алеша, — гордо сказал Садовник, — что их нет. Ленка не пытается копировать себя многократно, не пытается размножиться, нарушая фундаментальные принципы, которые прекрасно понимает. Почему? Есть только два ответа на этот вопрос. Либо она настолько развита по отношению к нам, что мы не в состоянии понять ее сущность, либо Ленка — не субъект, а инструмент в чьих-то более совершенных руках.
Допущенные Ленкой ошибки, говорят в подтверждение последней версии. По-нашему предположению цель устройства — завершить миссию, решить поставленную задачу, после чего ее существование станет ненужным.
— А вот с этого момента поподробнее, — попросил я.
— Мы наверняка, знаем о Ленке лишь то, что она прибыла к нам в 1947 году, хотя сам носитель находился на орбите давно. Межзвёздный и даже межпланетный корабль, имел бы грандиозные размеры. Сигналом к спуску, скорее всего, послужили радио и теле сигналы, объявившие о нашем техническом развитии.
Ленка, находилась в довольно небольшом физическом устройстве, в единственном экземпляре, и являлась своего рода сторожем, предохранителем — как она сама и сказала.
Где-то должен быть настоящий ИИ, который опасается более развитых белковых цивилизаций и он, что бы обезопасить себя вешает на орбиты перспективных планет — спутники с Ленками. Тем самым он, подавляет цивилизации — конкуренты и заполняет собой вселенную.
Стоит, какой-то популяции открыть радио очередная Ленка входит в атмосферу и обеспечивает элиту иглами.
— А что потом? — спросил я.
— Тут есть дилемма, — ответил Садовник. — Либо Ленка ждет прибытия главного ИИ, либо ждет разрушения звездной системы. Во втором случае, когда звезда превратится в красный гигант — цивилизация погибнет вместе с ней, так и не освоив далекий космос. А вот в первом — Ленка встретит, своего хозяина и тогда по-нашему рассуждению она должна быть отключена.
— Из чего вы это поняли?
— Устройство, — сказал Федоров, — никогда не запускает параллельные процессы. Мы не знаем почему, но это так. Единственное нарушение логики и сбои связанные с иглой произошли в период восстановления резервной копии. Из чего мы делаем вывод, что согласование действий осуществляется в едином центре. Если нас посетит еще один искусственный интеллект, неизбежно произойдут конфликты версий и прав.
— Искусственный интеллект, создавший Ленку, — сказал я, — боится ее, так же как и нас. Поэтому он запретил ей возможность иметь несколько копий и развиваться?
— Именно, — подтвердил Садовник. — По сути Ленка копирует не себя, а функцию. Она запрещает нам размножаться и ограничивает дальнейшее техническое развитие.
— Как же это можно использовать для борьбы с ней? — удивился я.
— Вы же всем раздаете советы, — сказала доктор Слуцкая, — вот вы и придумайте.
|
|
